Громкий окрик распорядителя означал, что решение следует принимать сейчас же, немедленно.
– Хорошо, я с вами. Что-нибудь придумаем.
После долгих поисков, расспросов и выяснений Тревор наконец напал на след Жака Пьера. Ювелир, изготовивший ожерелье и серьги, сообщил семье Андруз, что мошенник пытался продать ему драгоценности. Обезумев от ярости, в сопровождении Кэмерона Тревор ворвался в заведение мадам Олимпии и схватил испуганного дельца за шиворот.
– Осторожнее, месье! – пропищал тот. – Шею сломаете!
– И не только шею, мерзавец. – Тревор повернулся к кузену. – Проводи это жалкое существо домой; пусть соберет пожитки. Немедленно уезжаем.
Кэмерон обстоятельно расправил усы.
– Силу применять можно?
Щеки негодяя покрылись красными пятнами. Он поправил шейный платок и потер шею.
– Уезжаем? Куда, месье? Зачем?
Тревор ограничился презрительным взглядом.
– Нет, месье. Я… я не могу поехать с вами. Слишком много обязательств. Но расскажу все, что знаю, и даже покажу того человека, который отвез мадемуазель. Уверяю вас, это самый добрый из всех владельцев речных барж. Мухи не обидит. Уж я-то точно знаю.
– Отлично. В таком случае поедем тем же транспортом, который ты раздобыл для миссис Керкленд. Хочу выяснить условия путешествия.
Тревор с отвращением взглянул на маленького потного человечка, потом нагнулся и ткнул пальцем в мясистый живот.
– Мне уже известно, как и с кем ты отправил ее вверх по реке. Советую проявить сговорчивость, а не то горько пожалеешь.
Испуганный Жак Пьер на шаг отступил и энергично закивал.
Тревор медленно, внятно приказал:
– Наймешь лучшего сыщика, негодяй. Если хочешь сохранить свою задницу, то сделаешь все так, как я скажу.
Сжав кулаки, он напоследок добавил сквозь зубы:
– Если попытаешься улизнуть, все равно найду и уничтожу. Скажи своему человеку, чтобы приготовил на барже место для лошадей.
Словно забыв о Пьере, Тревор обратился к Кэмерону:
– Заеду в Карлтон-Окс за Пантером и гнедой кобылой. Доставь мерзавца куда положено и следуй своим путем. Увидимся в Сан-Франциско.
Западный маршрут с жестоким безразличием испытывал переселенцев на прочность. Песок, пыль, жара, нескончаемый горячий ветер лишали сил и старых, и молодых. Несколько раз Селина едва не лишилась чувств.
С раннего утра, когда свернули лагерь и снова тронулись в путь, она шла и шла, но вокруг ничего не менялось. Синее, без единого облачка небо на горизонте сливалось с бесконечной зеленой травой. Время остановилось, движение утратило смысл.
Караван повозок перестроился в шеренгу, чтобы не глотать пыль из-под колес тех, кто ехал впереди, но пыль все равно забивалась в нос и в глаза, проникала под одежду. От пота и грязи кожа воспалилась и мучительно саднила. На зубах скрипел песок, голова раскалывалась от боли.