Эти слова жгли Лаврентия. Он и сам понимал, что будет трудно, очень трудно, но, сказанные стариком, они приобрели символический смысл. Это было скорее не предостережение умудренного старого человека, а средство преодоления нависшей над ними опасности.
Лаврентий взял комок глины в руки и крепко ударил его о землю в намеченном месте. Так помаленьку выбил он поддувало, затем топку и задумался, что приспособить вместо плиты. Вспомнил про старое жестяное ведро, и лицо у него просияло:
– Доча, где у нас старое ведро?
– На берегу, тятя! Мы в ем траву таскали!
– Ташши его сюда!
Девчонка быстро сбегала на берег реки.
Лаврентий довольно вертел в руках жестяное ведро с прохудившимся дном, приглядываясь, как его приспособить вместо плиты. Потом взял топор и обухом расплющил ведро на бревне.
– Вот и плита! – Он повертел в руках сплющенное ведро. – Теперь, брат, все сгодится, любая железка в дело пойдет! – проговорил Лаврентий, прилаживая лист железа над топкой свежесбитой печи. Затем, разогнувшись, он посмотрел на дочь и довольно улыбнулся, озорно подмигивая девчонке:
– Нашему Ване все сгодится для бани! Верно, дочка?
– Ага!
– Вот и все! – облегченно проговорил печник. – Часа два обсохнет на солнышке, и можно топить! Слышь, мать?
– Слышу! – ответила Анна.
По всему лагерю кипела работа. Лаврентий присел на валежину, чувствуя, как гудят усталые руки. Некоторые поселенцы уже кончили возиться с печками и взялись за устройство балаганов.
Закончили строить балаган Федот Ивашов с сыновьями. У братьев Зеверовых тоже дело подвигалось к концу, осталось только покрыть остов пихтовой лапкой, которую с избытком натаскали ребятишки. Рядом возилась Щетинина Акулина. Она неловко, чисто по-бабьи, держала в руках топор и пыталась забить кол. Промахнувшись, она обухом топора ударила себя по руке. Вскрикнув, Акулина бросила топор и бессильно опустилась на землю. Она закрыла лицо руками, плечи ее часто и мелко вздрагивали.
Лаврентий поглядел на плачущую женщину и негромко сказал:
– Слышь, соседка, оставь это дело. Пошли лучше Федьку с моими девками рубить пихтовую лапку. Балаган мы тебе с Иваном сделаем.
Поднявшись с валежины, Лаврентий сказал зятю:
– Давай, Иван, балаган ладить и навес над печкой.
Затем, повернувшись к своим, строго проговорил:
– А вы, девки, слышали, че я сказал. Берите Федьку и айдате за лапкой!
– Идем, идем, тятя! – поднялась от костра Настя. – Нарубим лапника.
Анна тоже посмотрела на висящую на сучке зыбку, потом на согбенную женскую фигуру, и в глазах у нее промелькнула не то жалость, не то досада. Анна промолчала. Да и сказать тут было нечего, все было яснее ясного.