Кончив стучать молотком, Афанасий поднял голову и, повернувшись к поварихе, спросил:
– У тебя, Акулина, скоро будет готово?
– Я вас с разносолами не задержу! – она горько улыбнулась. – Утром болтушка, в обед затирушка…
Жучков поднялся с земли.
– Ну и спать, мать их за ногу! – ругнулся мужик. Взяв в руки грабли, он черенком ударил по крыше ближнего балагана. – Вставай, работнички, росу проспите!
Наступила самая пора сенокоса. Жиденький туман скатился с высокой гривы и сейчас стелился по низинам, все плотнее закрывая собой вытянувшееся дугой озеро – чвор. Укрывшись рыхлым туманом, словно пуховым одеялом, оно сладко дремало на восходе солнца. Только изредка хлобыстнет хвостом черноспинная озерная щука, да заполошно закрякает-закричит утка-мать, испугавшись за своего неуемного пуховичка-утенка. И опять тишина на безбрежных васюганских гривах, заросших матерой травой. Клонится трава к самой земле от обильной росы.
Жучков, невысокий жилистый мужик, лет за сорок, в распущенной светлой рубахе и холщовых штанах, мокрых по колено, стоял на краю поляны, прикидывая, как удобнее пройти с первым прокосом. Наверное, от тишины, а может быть, от травы, вымахавшей по пояс, покрытой сизым росным одеялом, у мужика затуманились глаза.
– Осподи… Травы-то, травы скоко! Коси не ленись!..
Он вдруг весь подобрался, хищно выставил свою бороденку, лихо загнутую вбок, и врезался литовкой в густую траву. Следом за старшим закосились Иван Кужелев, Николай Зеверов, братья Ивашовы, братья Христорадновы и все остальные. Последней в цепочке косцов шла Настя.
Едва слышно шелестела хорошо отбитая коса. Афанасий равномерно, не торопясь махал и махал косой, оставляя за собой широкий чистый прокос. Глядя со стороны, вроде бы медленно, даже с ленцой косил мужик, а попробуй догони. Обходя небольшие кусты, разбросанными редкими островками по лугу, он все гнал и гнал прокос, разрезая густой травостой.
Поднявшееся июльское солнце согнало росу с травы, растопило туман над озером, и вода жидким оловом плавилась в изумрудном ожерелье озерных берегов. Иван налегал на косовище все сильнее и сильнее, а крепкая невысокая фигура Афанасия все маячила впереди. Иван, с малолетства державший литовку в руках, с невольным восхищением наблюдал за косцом.
Раскаленное солнце все выше поднималось по белесовато-мутному небу. Все жарче, все теснее в груди. Липкий пот заливает глаза. Казалось, не будет конца бескрайнему лугу с податливой травой, покорно ложившейся под ноги косцов.
«Когда же ты остановишься, язви тебя!.. – уже с раздражением думал Кужелев. – Глядеть не на что – сморчок, а ты гляди, че вытворят!»