От кострища до берега чвора протоптана в густой траве узкая тропинка. На топком илистом берегу чвора сделаны небольшие мостки. Из балагана выползла на четвереньках женщина. Она медленно выпрямилась и, широко зевнув, мелко закрестила рот. Из-за озера только-только поднималось солнце. От обильной росы, вспыхнувшей вдруг под утренним солнцем крупными алмазами, никла к земле созревшая трава. По низинкам на гриве клубился реденький туман, скатываясь к озеру, он густел, уплотнялся и глушил все звуки.
Акулина взяла ведра и направилась по тропе к озеру. Она шла осторожно, поднимая высоко ведра. Там, где тропа огибала густой куст крушины, женщина особенно береглась и каждый раз цепляла его плечом. Крупные капли росы, скользнув по темно-зеленым листьям, градом катились вниз. Вот и сейчас Акулина невольно вскрикнула и, проскочив опасное место, тихонько рассмеялась и уже не остерегаясь шла дальше к озеру, мочила босые ноги и подол юбки холодной росой. Перед тем как ступить на мокрые подмостки, она каждый раз, пересиливая собственную внутреннюю дрожь, мгновенно охватывающую все тело, медленно входила в озерную воду, слабо парившую на солнце, точно ледяная прорубь в декабрьский трескучий мороз. И каждый раз ее поражала неожиданная теплота озерной воды; изморозь, внезапно покрывшая все тело поварихи, исчезла, Акулина наслаждалась теплой водой и ранней свежестью летнего утра. Многочисленная рыбья молодь будто ждала ее всю ночь; начинала щекотать женские ноги, тыкалась в пальцы и легонько пощипывала за икры. Акулина тихо смеялась. Точно приклеенные к озерной глади, смутно чернели сквозь струи тумана многочисленные утиные выводки. Наконец Акулина вышла на берег и поднялась на подмостки, чтобы зачерпнуть чистой незамутненной воды. Набрав ее, она разогнулась. Внимание привлек треск сучьев и всхрапывание. На другой стороне озера показался табун лошадей. Растянувшись в цепочку, кони шли на водопой. Вела косяк Воронуха. За месяц вольной жизни на лугах лошади выгулялись, шерсть на них лоснилась. Акулина залюбовалась сытыми лошадьми:
– Ишь ты, начальница! – пробормотала она. – Все как у людей! – Акулина тяжело вздохнула. – Идти надо – болтушку заваривать, да и Афанасий, поди, встал уже, он готов круглые сутки работать!
Когда Акулина пришла на стан, Жучков уже правил косы. Его молоток звонко выбивал дробь на стальной бабке, оттягивая жало очередной литовки.
Покос – это не опостылевшая раскорчевка. Привычный крестьянский труд успокаивал людей, умиротворял, давал видимость полезного и свободного труда. Здесь спецпереселенцы отдыхали душой. Даже помощник поселкового коменданта, Поливанов, и тот приезжал раз в три-четыре дня, привозил очередной мучной паек. И снова бригада оставалась одна на лугах…