— Нету у нас ничего, — произнес один из работяг, приземистый, как сундук, человек с небритым лицом и круто загнутым, будто боцманская дудка, носом.
— Обыщи, обыщи, вдруг какая-нибудь стреляющая расческа или зажигалка, начиненная тротилом, отыщется.
— Напрасно не веришь нам, гражданин начальник, — обиженно проговорил «сундук».
«Ого, — гражданин начальник, — невольно отметил мичман, — язычок-то уж больно специфический. Колючей проволокой опутан». В Якутии геолог Овчинников не раз встречался с людьми, которые владели этим языком в совершенстве.
Рабочие оказались без оружия — в карманах, кроме перочинного ножа, одного на всех, мотка веревки, коробки спичек и двух наполовину опустошенных пачек сигарет, ничего не было.
Задержанных перекинули на сторожевик, отвели им почетное место в кают-компании, с камбуза принесли компот.
Через десять минут один из милицейских капитанов, нервно крутя головой, потребовал:
— Пригласите ко мне командира!
Мослаков появился через несколько минут, весело объявил задержанным:
— На горизонте показалась Махачкала. Через полтора часа будем в городе.
— А Дербент? — недоуменно спросил Вахидов.
— В Дербент мы заходить не стали.
— Слышь, командир, — Вахидов, прищурив один глаз, приподнял одну руку, правую, выставил перед собой один палец — указательный, на манер пистолета и, подняв «ствол», потыкал им в воздух: — Хорошая это штука — цифра «один».
— Хорошая, — весело согласился с ним Мослаков, — в государственном номере нашего корабля единиц — целых две штуки.
— Предлагаю одно выгодное дело, — сказал Вахидов и, увидев вопросительные глаза капитан-лейтенанта, поспешил продолжить. Железо надо ковать, пока оно горячо. — Давай хлопнем по рукам и разбежимся в разные стороны… Без всякой Махачкалы. Как в море корабли, — добавил он и хохотнул натянуто: — А мы и есть в море корабли. Э?
— Как это? — Мослаков доброжелательно улыбнулся.
— Ну, мы тебе даем на жизнь, на шурум-бурум всякий, на шашлычок-башлычок вкусный, — Вахидов выразительно потыкал указательным пальцем воздух, глянул на него, посчитал что-то про себя и прибавил к указательному пальцу средний, снова посчитал что-то и прибавил к двум пальцам еще один, — вот сколько даем… Три раза по одному… Три тысячи! Э? В зелени. Э?
Мослаков отрицательно качнул головой:
— Нет!
— Четыре тысячи. В зелени. Э?
Мослаков вновь отрицательно покачал головой.
— Четыре с половиной! — Вахидов напряженно выпрямился, приподнялся на жесткой, обтянутой дермантином скамье, поцокал языком. — Э? Это же деньги, командир! Ба-альшие деньги!
Он словно бы мысли Мослакова читал, проницательный милицейский капитан Вахидов. Мослаков поднес ко рту кулак, покашлял в него, скосил глаза на милицейские погоны, двумя легкими крылышками приросшие к могучим плечам капитана — погоны эти, как отличительная метка, должны были олицетворять закон и право, на деле же все было по-иному — видать, жизнь вбила в голову этому человеку совсем другие правила. Вахидов еще больше напрягся, покраснел и сделал кулаком в воздухе вращающее движение: