Лысый отставил в сторону свою костяную клюку и взял в руку бутылку. Громко прочитал название, тиснутое золотом на этикетке:
— «Мадам Клико».
Это было, как слышала Ира, одно из самых дорогих шампанских в мире.
— Вы когда-нибудь пили «Мадам Клико»? — спросил лысый.
Этого шампанского Ира не пробовала никогда, но тем не менее ответила, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно суше и небрежно:
— Неоднократно!
У лысого удивленно дернулась и поползла вверх одна бровь, изогнулась кокетливой птичкой. Он покачал головой:
— Однако!
— Однако, — подтвердила Ира.
Лысый одобрительно хрюкнул, ему все больше и больше нравилась эта девушка, он выдернул из серебряного ведерка вторую бутылку. На черном литом боку бутылки мигом образовалась туманная изморозь. Лысый показал Ире этикетку.
— А эта бутылка — на порядок выше, чем обычная «Мадам Клико». Хотя шампанское — той же фирмы. Это — коллекционная бутылка, из подвалов премьер-министра Франции.
— Ну и что? Я пила коллекционное шампанское фирмы Клико из тех же премьерских подвалов. Мне отец привозил это шампанское еще в ту пору, когда о Париже вы читали лишь в книжках.
— Почему? — невпопад спросил лысый.
— Потому что вас туда не выпускали.
— А-а-а, — лысый, улыбнулся расслабленно, махнув рукой. — Зато сейчас я бываю в Париже столько, сколько хочу.
— Но в один прекрасный момент все может измениться.
— Как это? — вновь невпопад спросил лысый. Улыбка с его лица стерлась.
— Очень просто. Возьмут и перекроют все въезды и выезды. Вы же не начальник Первого европейского департамента Министерства иностранных дел, чтобы вольно ездить…
— Плевать! А сейчас надо отметить наше знакомство, — лысый открыл коллекционную бутылку, простую отставил в сторону, подхватил одной рукой один бокал, другой рукой — другой, наполнил их и, цепко держа хрустальную посуду за тоненькие звонкие ножки, двинулся к тахте, на которой лежала Ира.
Вялое сонное состояние, в котором она пребывала, уже прошло, остался лишь туман в голове, самая малость, но скоро не будет и тумана. Ира напряглась.
Лысый, продолжая улыбаться, медленно двигался к ней — шел он почти беззвучно, словно у его туфель были войлочные подошвы. Улыбка, прочно припечатавшаяся к его лицу, сделалась еще шире, увереннее: было понятно, что девочка эта никуда уже не денется.
А Ира вспоминала в эти минуты свои занятия в группе Александра Павлова. Она сейчас чувствовала каждую свою мышцу, каждый нервик, каждую жилочку, втянула в ноздри воздух, выдохнула, продолжая прищуренными, вроде бы расслабленными глазами следить за лысым.