— Доброе утро, товарищ командир, — мичман неуклюже поклонился, глянул на разметавшихся на брезенте матросов. — Подъем или можно еще немного подрыхнуть?
Мослаков стукнул ногтем по стеклу часов.
— Подъем! То, что ребята не доспали, доспят на берегу. В девяти милях отсюда земечено кое-какое шевеление, — сказал он. — Надо проверить.
— Подъем, орлы! — тихо проговорил мичман, нерешительно дернул брезент за угол — ему хотелось, чтобы ребята полежали еще немного, потянулись, а может, и добавили малость по части храпа…
Мослаков это засек, улыбнулся понимающе, снова постучал пальцем по стеклу часов. Глянул за борт.
Вода была гладкая, чистая, как стекло, — ни одной рябинки, ни одного кудрявого стежка.
— Искупаться бы, товарищ командир, — раздался жалобный, какой-то цыплячий голос.
Мослаков, не поворачивая головы, угадал: Букин. Отличный матрос. Искупаться Мослакову и самому хотелось.
— Сходим сейчас в одно место, проверим тусовку, что там собралась, и потом искупаемся.
Заревел, освобождаясь от сонной одури, двигатель, за бортом крутым бугром вспенилась вода. Чайки, мертво впаявшиеся в зеркальную гладь неподалеку от сторожевика, мигом ожили, поднялись и стали одна за другой пикировать в пенистый бугор, выхватывая оттуда оглушенных рыбешек.
Из-за выгнутого края воды показалось солнце — сонное, распаренно-красное, потревоженное трубным выхлопом сторожевика. Под днищем «семьсот одиннадцатого» гулко забилась вода.
Папугин развернул склеенный листок спецсообщения, медленно прочитал его и скрипнул зубами:
— Вот суки!
— Что случилось? — спросил его Кочнев, пришедший в кабинет комбрига со своими бумагами — надо было кое-что подписать. — Беда какая-нибудь или… — он потряс пальцами, будто обжегся, подул на них. — А?
— Включи-ка радио!
Кочнев потянулся к тумбочке, на которой стоял старый, с двумя прицепными тарелками динамиков «грюндик», прошелся пальцами по плоским зубьям клавишей, нащупал правую — такое впечатление, что она все время пыталась выскользнуть из-под пальцев, — нажал. Послышались знакомые позывные, следом — бодрый голос ведущего: «Говорит “Маяк”»…
— Что все-таки произошло? — спросил Кочнев.
— Слушай «Маяк». Сейчас наверняка передадут сообщение.
Но «Маяк» ничего не передал. Кочнев вопросительно посмотрел на комбрига.
Комбриг мрачно поскреб пальцами щеку.
— Ночью в Каспийске взорвали наш жилой дом. Есть погибшие.
Начальник штаба, так же как и комбриг, не выдержав, выругался, сжал кулаки.
— Дом… ночью… когда люди спят… Там же дети были!
— И женщины были. И старики, — лицо у Папугина передернулось, словно бы капитан первого ранга попал под электрический ток, глаза сделались влажными, он положил листок спецсообщения в папку. — На ночь около нашего… профилактория будем выставлять дежурных. Дежурить должны офицеры.