— Дядя Ваня, получи оружие! И на себя, и на напарника возьми автоматы. Обстановка такая, что… все, в общем, может быть.
— Обижаешь, Пашок, — Овчинников отер тыльной стороной ладони лоб, мазутная полоса сделалась шире. Повел головой в сторону: — Вон они, родимые, висят. Видишь? Вместе с боезапасом.
Над маленьким, величиной с журнальный столик верстачком висели два автомата. На верстачке лежали четыре рожка.
Мослаков взялся за поручень.
— Тогда все, дядя Ваня. Если тебе понадобится помощь — зови. — Затем, по-школярски шмыгнув носом, пожаловался: — А они из гранатометов бьют. Из противотанковых.
— Кхе! — крякнул Овчинников. — Знаю эту гадость. Броню прожигает, как картон.
Проворно взбежав по лесенке наверх, Мослаков глянул в одну сторону — увидел быстроходный катер с направленными на сторожевик пулеметами, глянул в другую сторону — там второй катер шел вровень со сторожевиком и тоже был готов в любую секунду сыпануть свинцом из пулеметов… Мослаков, не выдержав, выругался:
— Суки!
Настроившиеся на атаку катера явно поджидали «дагестанцев».
— Суки! — опять выругался Мослаков.
Ясно было, что расколотить супостатов надо поодиночке, нельзя им дать соединиться. Жаль, народу на корабле у него мало.
Катера не дождались подмоги — с них разом, дружно, ударили пулеметы. Пули лупили по сторожевику с двух сторон, только яркие электрические брызги летели в воздух, падали в воду, шипели, от секущего почти в упор огня некуда было деться. Железный грохот оглушал, рвал уши, вонючий дым выворачивал наизнанку легкие, кровянил ноздри.
Пулеметная обработка продолжалась примерно минуту, а потом катера, картинно развернувшись, пошли в атаку. Мослаков и глазом моргнуть не успел, как они уже прилипли к сторожевику — один с левого борта, второй — с правого.
Через несколько секунд на сторожевике появились люди с катеров — ловкие, широкоплечие, хорошо откормленные и хорошо обученные.
Капитан-лейтенант глазам своим не верил — как это так, среди белого дня нападать на государственный корабль! Спазмы сжали ему горло, перед глазами опустилась темная завеса. Мослаков застонал, подхватил автомат, лежавший в рубке на штурманском столе, запихнул за пояс запасной рожок и метнулся на палубу.
Боком, боком, будто краб, он бежал вдоль узкого борта, стремясь как можно быстрее его преодолеть, морщился от досады и от того, что видел, сипел неверяще и вдруг словно наткнулся на некую стену.
Перед ним легким серебряным пауком в воздухе взвилась «кошка», лапой зацепилась за леер, натянулась и в следующий миг над бортом сторожевика поднялась мокрая голова в маленькой, пришлепнутой к макушке тюбетейке, обнажившей высокие залысины, и желтыми кошачьими глазами.