На лбу, точно между бровями, темнел густой синяк, центр синяка был украшен красной влажной точкой — автоматная пуля угодила мичману прямо в голову. Мослаков вздохнул — Балашову уже ничто не могло помочь и никто не мог помочь — ни один врач. Мослаков тяжело поводил из стороны в сторону челюстью, будто боксер, которому ударом срезали подбородок, и вздохнул. Легонько потряс мичмана за плечо.
Глаза у Балашова сжались, из уголков выкатилось по крохотной горькой слезке, и голова мичмана опустилась на грудь.
Все, отмаялся в этом мире мичман Балашов. Мослаков, услышав, как сзади тоненько скулит рулевой, втянул голову в плечи и выругался. Люди погибают, как на войне…
Ишков продолжал скулить. Одной рукой он держался за штурвал, второй — вытирал глаза. Мослаков положил руку ему на плечо, проговорил мягко:
— Хватит, Ишков. Будет, — и, понимая, что этих слов недостаточно, добавил то, о чем думал: — Идет война… Только мы не знаем, что это война. Ее никто не объявлял. Держись, Ишков. Нас все равно эти суки не согнут. Не согнут и не возьмут!
Сторожевик ходко двигался вперед, оставляя после себя пенистый широкий след. Отсюда, с высоты рубки, было видно, что разбойные катера не отстали, идут вровень с «семьсот одиннадцатым», они мертво прицепились к сторожевику и с них на пограничный корабль продолжают лезть люди.
— Может, повернем к берегу, товарищ капитан-лейтенант? — выкрикнул рулевой захлебывающимся слезным голосом.
— Ни в коем разе, Ишков! С этими бандитами нам надо разобраться в море. Держи на восток, Ишков, как и держал. На солнце. Тебя как зовут? — неожиданно спросил Мослаков.
— Володькой.
— Вот такая-то у нас, Володя, судьба, чашу эту надо испить до дна. Это — наша доля.
Плечи у рулевого дернулись, он сгорбился, отер кулаком глаза.
На носу сторожевика тем временем появилось сразу трое налетчиков.
— Вот, блин! — выругался Мослаков, невольно покривился лицом и выпрыгнул из рубки. С ходу дал автоматную очередь, сбил одного мюрида с ног и нырнул за кожух, прикрывающий лебедку.
По кожуху, брызгаясь искрами, загрохотали пули. Из-за спины Мослакова также ударил автомат, и пули перестали выбивать неровную барабанную дробь — двое налетчиков, раскорячившись, будто в каратистской стойке, перенесли огонь на автоматчика, стрелявшего из-за Мослакова. Мослаков оглянулся, засек промельк знакомого лица, мелькнуло лицо и исчезло, — это был Мартиненко. С ним — еще кто-то, кажется, из новичков.
Всего на сторожевике у Мослакова было восемь человек. Балашева нет, Хайбрахманов ранен, он — не боец. Значит, осталось шесть штыков. Вместе с командиром. Хоть и была арифметика не особо обнадеживающей, а Мослаков немного повеселел: бывает, что и один человек оказывается воином.