— Прожектор на воду! — запоздало закричал мичман.
Дымный голубой луч скользнул по черной воде, выхватил из темноты картинно смятый, с мотором, повисшим на каком-то железном сучке, корпус лодки, веревку с крючьями, уползающую в вязкую глубь… Автоматчика нигде не было видно — луч прополз в одну сторону, потом в другую, стараясь пробиться сквозь толщу ерика, но бесполезно: вода в низовьях Волги часто бывает мутная.
Прожектор прополз по воде вниз — течение тут сильное, человека волочит кувырком, так тащит, что даже «а-а» прокричать не удается, — выхватил несколько островков куги, край тростниковых дебрей, облюбованных утками и кабанами, кромку култуковых зарослей, увенчанных остробокими, твердыми, как железо, орехами.
— Ну что? — прокричал мичман, оглушенный стрельбой, — глянул вниз, за борт.
— Нету!
— Бросай за борт буй! — скомандовал мичман. — Когда рассветет — вернемся. А сейчас уходим в Астрахань. У нас командир ранен, — добавил он виновато.
В том, что Чубаров не убит, а только ранен, мичман не сомневался — таких людей, как Чубаров, не убивают.
— Что с этим гадом делать? — послышался снизу крик Букина. — Воды он уже наглотался столько, что скоро шевелиться перестанет.
— На борт его! В Астрахани под суд пойдет.
— А с лодкой что?
— Снимай мотор! Лодку мы возьмем на поводок и отбуксируем на базу.
— Если, конечно, она не потонет по дороге.
— А станет тонуть — обрежем буксирный конец: пусть гниет на волжском дне. Быстрее, быстрее, ребята! — поторопил Букина с Ишковым мичман. — Командир потерял много крови.
Мокрого, оглушенного браконьера, по-рыбьи выпучившего глаза, плюющегося слюной и какой-то тягучей зеленой гадостью, подняли на борт сторожевика, положили на палубу рядом с беспамятным, обмотанным бинтами Чубаровым.
Первую помощь ему оказал «медбрат» — доброволец из команды, матрос Акопов. Акопов, обрусевший армянин, окончил в Москве фармацевтический техникум, а потом — художественное училище, хотел поступать в третье заведение, но не успел, его забрали в армию…
За борт выбросили два пластмассовых буя с надписью «ПВ России», что означало «Пограничные войска России», и на полном ходу, взбугривая воду двумя высокими белесыми горбами, устремились к скрытой в тревожной ночи, ничем не выдававшей себя — ни одним огоньком, ни одним желтым пятнышком на небе — Астрахани.
Пока шли, мичман раза четыре наведывался в машинное отделение с одним и тем же вопросом:
— А скоростенку прибавить нельзя?
Он не доверял разным переговорным устройствам, матюгальникам и раструбам, отворачивал от них лицо — предпочитал «живое» общение.