Оганесов сомнения своего нового работника засек, весело оглядел его вспотевшее лицо и воскликнул:
— Что, очко играет? Не дрейфь, отставной! Если надо будет — защитим. У нас тебя никто не достанет. — Придвинул к Никитину бутылку коньяка. — Пей еще! Наливай сам, не жалей. У нас этого добра хватает, и все — качественное.
Никитин потянулся к бутылке, налил себе коньяка — вкусный дух «солнечного» напитка мигом залепил ему горло чем-то клейким, влажным, на глазах выступили мелкие слезки.
— Спасибо, — едва внятно промычал он, выпил коньяк и налил еще.
— У нас тебя никто не достанет, — повторил Оганесов, — а мы достанем любого.
— Спасибо! — звучным прочищенным голосом сказал Никитин.
— У него — беда, — кивнув на Никитина, проговорил Футболист, усмехнулся неожиданно радостно, словно бы беда Никитина доставляла ему удовольствие.
— Ну!
— Баба его бросила.
— Неизвестно еще, что лучше, — бросила тебя баба или оставила при себе.
— Жена — что чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко, — сказал Футболист.
— Вот именно, — Оганесов помял пальцами лысину. — Значит, так. Посели его пока у нас, в квартире около рынка Верхние Исады. Пусть там поживет малость, оглядится, а потом решим, как быть. Вместо старой жены выдай ему новую. Дубликат. Понял, Футболист?
— Дубликат откуда взять, шеф? — озаботился Футболист. — Из какой команды?
— Из моих девочек. Они — почище.
Ночью в здание, где располагался штаб бригады, всадили три гранаты из «мухи». «Муха» — популярный в армии гранатомет, разовый, очень легкий, очень удобный.
Ночь была звонкая, будто пионерский горн, в ней отчетливо рисовался каждый звук. Пронзительно, будто электрические провода в бурю, звенели цикады, сверчки, разные поющие козявки, которые днем спят, а ночью бодрствуют.
Такая звучная была ночь.
В вязкой черноте ее, в одуряющем пении цикад и сверчков к штабу бригады подползли трое, благополучно миновали непрочное проволочное заграждение — часть этого заграждения осталась еще от старых хозяев, — замерли около больших ржавых цистерн, врытых в землю.
Отсюда слабо освещенное здание штаба было видно как на ладони. Пришедшие тщательно выбрали цели — они знали, куда надо бить.
Одна граната всадилась в кирпичи чуть ниже окна кабинета заместителя командира бригады, хранившего у себя оперативные документы, и выломала кусок стены, вторая — сорвала часть крыши, покорежила железо, опалила его пламенем и жаром, завернула края в свиные уши, — светящийся конец гранаты высоко подпрыгнул вверх и унесся в волжскую воду, третья — точно пробила одно из окон и взорвалась внутри здания.