— Знаете, почему я раньше не воспринимала ваше творчество? В нем не было искренности, если хотите — души. Вроде бы все правильно с точки зрения композиции или цветовой гаммы, а души — нет! Между тем эзотерика в переводе означает «учение о тонкой материи», эта наука сродни оккультным, действующая на уровне подсознания. Предмет, который она изучает, нельзя пощупать. Можно только ощутить, прочувствовать… Это дано не всем. Вы меня понимаете?
— Да-да, конечно… Продолжайте, мне это интересно.
— Олег Игнатьевич в своем творчестве руководствуется правилом: никогда не пиши о том, чего не знаешь. В равной степени это изречение применимо и к писателям, и к художникам. Вы чертили ромбики, спирали и овоиды не из-за того, что они возникали в вашем подсознании во время каких-то стрессов, личных переживаний, а потому, что так модно, такая, как говорится, струя…
— Вы хотите сказать, что я добивался популярности дешевыми методами?
— Именно так. Но то, что вы сделали сейчас — новое слово в живописи. Если не гениальное, то, безусловно, талантливое. Со школой у вас всегда все было в порядке, не хватало только страсти и… души. И вот вы раскрыли ее! В этой вещи во весь голос кричит что-то свое, сугубо личное, пережитое. Оно впечатляет, я бы сказала, поражает, даже шокирует, несмотря на такую аллегорическую форму выражения! Можно, я возьму ненадолго эту картину?
— Зачем?
— В Санкт-Петербурге на днях откроется тематическая международная выставка искусств с эзотерической тематикой. Я хочу, чтобы это произведение заняло там достойное место…
Хорошо она это сказала. Даже у меня в луженой глотке защипало.
— Хорошо! Берите! Только она не оформлена как следует! — ответил я, пожалуй, чуточку поспешней, чем следовало.
— Рамку закажу сама. Это будет… ну, скажем так: маленькая плата за то, что вы сделали. А найти хорошего столяра сейчас, слава богу, не проблема!
Я никогда всерьез не стремился к славе. Место на Парнасе — не для меня. Дел земных по горло. Но в этот момент мне захотелось, чтобы миг этот повторился еще когда-нибудь…
Пусть китайская мудрость не исполнится.
Я подал пальто, завернул картину, и Вероника ушла. Вскоре выставка открылась. Мое произведение произвело на ней настоящий фурор. Коллекционеры предлагали за полотно сумасшедшие деньги, но я отказался.
Подарил картину Малярской.
Откровенно говоря, я стал скучать по Олегу. Как-то так получилось, что у меня никогда не было близких друзей. Ваш покорный слуга всегда слыл одиночкой, и всенародно любимые забавы, как то футбол или рыбалка, попросту не догонял. Правда, любил карты, но только в узком семейном кругу. И то один на один. С отцом, отчимом, женой… Семья всегда была у меня на первом плане. Вернее, на единственном. Только лишившись жены и дочери, я с горечью осознал, что мне больше не с кем поделиться сокровенным, некому довериться, не на кого опереться.