…Перед выпуском в Балхаше у меня состоялся серьезный разговор с начальником центра, товарищем Ивановым. Наверняка это был псевдоним. Хотя Иваны Ивановичи Ивановы все же не редкость в нашем отечестве.
Разговор этот достоин того, чтобы восстановить его по памяти и привести здесь практически без купюр…
— Прапорщик Кривонос прибыл…
— Садись, Семенов… Что, забыл собственную фамилию?
— Так точно! (Я не знал даже, как обращаться к нему: полковник, генерал… Решил называть просто товарищем Ивановым. Или Иваном Ивановичем, как принято было в нашем узком кругу. Хотя и неудобно без разрешения, но смешно звучит: «Так точно, товарищ Иванов!»)
— Не кричи, Кирилл Филиппович… Я всякий официоз на дух не выношу. Давай поговорим, как два нормальных человека… Можешь называть меня Иваном Ивановичем.
— Попробую…
Ничего себе — два нормальных! Начальник диверсионного центра и сверхсрочник-головорез! Одного слова этого Ивана Ивановича было достаточно, чтобы пошел под воду мощный корабль или взлетел на воздух офис всемирно известной фирмы! А я кто? Один из многих тысяч рядовых исполнителей, которые по приказу взорвут или перекалечат что угодно или кого угодно — и от которых Ведомство откажется при первых признаках провала! А не дай бог, чем-то не угодишь руководству? Раздавят, как блоху, или, в лучшем случае, пошлют на верную гибель, — чтобы посмертно представить к высокому званию Героя…
— Значит, возвращаться домой ты не намерен?
— Так точно, Иван Иванович. Не горю желанием.
— Почему?
— Год назад был в отпуске. Любимая замуж вышла…
Я ни капли не соврал. Действительно, пока я в форме морского пехотинца колесил по бескрайнему Союзу и дальнему, как сейчас принято говорить, зарубежью, моя первая любовь, прелестное создание по имени Полина, обещавшая до гроба ждать своего «дьявола», успела выйти замуж за Руслана Шафигулина из параллельного класса и благополучно разродиться двойней. Впрочем, долго я не страдал…
Здесь следует признаться, что по отношению к женскому полу я всегда был довольно инфантилен. Может, в спецназ сознательно таких отбирают? Впоследствии я узнал, что так оно и было. Тех, кто был особо озабоченным по женской части, в наши войска не брали. А тем, кого взяли, фельдшеры специально подсыпали в пищу порошок, отбивающий охоту тесно общаться с женщинами, — чтобы вредные мысли от службы не отвлекали. Но узнал я об этом значительно позже, а тогда несколько переживал: да что это такое, ни одна баба не привлекает — а они изредка, но все же встречались, выходили мы все-таки за периметр гарнизонов. Особенно в Севастополе, а уж тамошние южанки-крымчанки котируются высоко. К своему полу, конечно, у меня тоже интереса не возникало. Что оставалось думать, если во всем остальном к здоровью ни у меня, ни у медкомиссий претензий не было?