Ну да ладно, не в этом суть. Суть в том, что можно прекрасно отчитаться и перед новыми хозяевами – группа практически расформирована, офицеры, отвечающие за связь с общественностью, не дают в прессу и на телевидение никакой информации, да ее, в общем-то, и не было: следствие топталось на одном месте, заполняя информационную паузу пустыми бумагами. А немного погодя можно обрушиться на ничего не подозревающего Пылаева, выдрав его как сидорову козу за нераскрытые преступления – в городе не одну Горелову шлепнули, дня не проходит, чтоб кого-нибудь не отправили на небеса! Тогда Аркашка сам снимет людей и бросит их закрывать иные бреши и начнет метаться, когда поймет, что все закрыть невозможно и что его будут теперь драть постоянно на разных уровнях и скоро не повысят, как он надеялся, а освободят от занимаемой должности в связи со служебным несоответствием. Уж кто-кто, а Трофимыч прекрасно знал, как это бывает – сам много лет сидел в кресле начальника «убойного» отдела.
Кстати, в виновность Серова и его причастность к смерти Гореловой он не верил, но предпочитал держать это мнение при себе, понимая, что тут шла неведомая ему игра, в которую лучше не соваться, чтобы не подставить под топор свою драгоценную плешивую башку: пусть там рубятся, но без него! Если Серега впутался в серьезные разборки и стал разменной монетой в расчетах между нынешними хозяевами жизни, то пускай расплачивается за собственную глупость чем придется: кровью, свободой, жизнью. Жаль толкового сыщика, но себя еще больше жалко! Чего стоит одно только заявление Юрия Петровича, что придется расстаться с рюмашкой? Ломать себя, признаваться перед докторишками, что ты чуть ли не присяжный алкаш? Хотя, с другой стороны, обещанное ему кресло заместителя начальника главка и генеральские погоны стоили того – ради власти люди еще не на то соглашались, чего уж тут выпивка?
Но сложившаяся ситуация крайне беспокоила Мякишева, не давала покоя ни днем ни ночью, заставляя все чаще и чаще прикладываться к заветной бутылочке, спрятанной в шкафу за папками. Пугало затишье, как перед грозой, когда нечем дышать и небо нависло тучами, а дождь все никак не прольется, не даст долгожданного облегчения, но вдали глухо погромыхивает и сполохами мерцают зарницы. А ну как сейчас из туч звезданет молния – и прямо в тебя?!
Ближе к семи, закрывшись на ключ, Трофимыч решил облегчить страдания. Он распахнул дверцы шкафа и извлек из-за папок бутылку с коньячком. Налил полстакана, залпом выпил, бросил в рот ломтик лимона и сердито пристукнул по корешкам папок кулаком – чтоб ему провалиться, этому проклятому делу Гореловой и тем, кто его затеял!