Прощался мысленно Всеволод Васильевич минут десять, потом незаметно вышел из зала, равнодушно проследовал мимо экстравагантных стражей салона и отправился пешком домой, не обращая внимания на дождь, северо-западный ветер, даже на брызги, летевшие из-под бешено вращающихся колес иномарок. Дома мрачно смотрел в телевизионный экран, где опять, в миллионный раз, кого-то догоняли, в кого-то стреляли, кому-то били кулаками и ногами по окровавленному лицу. К десяти пришла выжатая как лимон Зинаида Гавриловна со своим выдохшимся аккордеоном. Приняла душ, надела пушистый, в голубизну, халатик, причесалась, сказала усталым голосом:
– Чаю попьем? Я блинчики с творогом по дороге купила. Ты чего, Сева, какой-то…
– Да сердце что-то, пройдет. Я завтра иду инструктировать.
– Ты же должен в четверг.
– Звонили, черт бы их… Срочное.
Зинаида Гавриловна говорила таким обычным, милым и приветливым голоском, что у Слепакова больно защелкало в висках от горя. «Не может она быть такой жуткой, распутной тварью! Не может! А если приступить к ней с расспросами? А если она покается, объяснит, разрыдается? Нет!» Его прямолинейный, дисциплинированный характер не позволял изменить задуманное. Он решил действовать так, как договорился с консьержкой.
Слепаков снова надел плащ и кепку, лицо его в зеркале прихожей казалось зеленоватым, замученным, сильно похудевшим.
– Ты куда, Сева? – спросила обеспокоенно жена.
– Пройдусь, подышу перед сном. Голова болит. Ты, помнишь, советовала мне дышать? Скоро приду. Ложись, не жди.
Он вызвал лифт, проехал вверх до конца и спустился пешком по лестнице. Чувствовал себя мерзавцем и секретным агентом одновременно. На тринадцатом этаже позвонил Кульковой. Она открыла веселая – видимо, оторвалась от какой-нибудь телевизионной «Смехопанорамы». Кот выбежал с поднятым трубой хвостом. Издевательски смотрел на Слепакова желтыми глазами.
– Ну? – ощерилась Тоня.
– Завтра. – Слепакову подумалось, что это все же какой-то розыгрыш, затянувшаяся дурацкая… нет, не дурацкая, а подлая шутка. И все-таки он внутренне дрожал от некой досадной, упрямой смелости. Он решил.
– Ага, сейчас ключи дам. – Консьержка принесла ключи от квартиры в доме напротив. – И про биноклю не забудьте, Всеволод Василич. Значит, завтра в час дня. Ключики мне вернете, ладно? Только вы уж без шума, без ругани. Посмотрели и – с концами. А дальше ваше дело.
– Все будет нормально, – сказал Слепаков, еле ворочая языком, будто он у него распух и увеличился вдвое.
Когда он вернулся домой, Зинаида Гавриловна уже посапывала на своем диване (они спали порознь). Раздевшись, Слепаков взял под язык валидол. Немного погодя, выпил еще и феназепам. Все равно ночью почти не спал: совершал в душе какие-то бесполезные искания, вздыхал, смотрел на часы. Зинаида Гавриловна дышала легко, как ребенок, хотя один раз всхлипнула и забормотала… затихла.