– А почему поганец сам оказался там, где прирезали Джорджа с просроченной регистрацией? Может, он и есть главное действующее лицо и специально наводит напраслину на честных людей? Вам такое не приходило на ум?
Симпатичный Маслаченко засмеялся и закивал:
– Вполне подходящая версия. Сам убил, потом побежал и сделал заявление на совершенно неповинного человека. Такое в нашей практике тоже бывает. Но – редко.
Слепакова уже трудно было сдержать в его внезапном вдохновении при множестве возникающих в голове версий. Соображение его усиленно работало.
– Кто видел Хлупина в том месте, в тот день и час? Где его свидетель? Нету? – распалившись, гневно и грозно вопросил Слепаков. – Тогда пошел ваш Хлупин, знаете куда?
– Догадываюсь, – остановил Слепакова капитан. – Поэтому я бы попросил вас не волноваться. Разговор между нами, Всеволод Васильевич, имеет, так сказать, чисто ознакомительный характер. Убитый… Как его? Ботяну Джордже. По полученным из общих источников сведениям, был замечен в противоправных действиях с прошлого года, но не собрались улики. А так: воровство, попытка ограбления…
– Вот именно ограбление. Свои же, наверно, и прирезали, чего-то не поделили.
– Почему вы говорите все время «прирезали»? – поднял брови оперуполномоченный. – У Ботяну обнаружен перелом шейного позвонка об ограду газона.
– Значит, ножа не нашли? – с очень наивными глазами заинтересовался пенсионер Слепаков.
– Да ничего не нашли, – сказал капитан Маслаченко, откровенно позевывая. – Так, ерунду: обрывки газет в луже… Но, думаю, из-за того, что погибший не является гражданином Российской Федерации, состоял и раньше на учете как правонарушитель… И вообще не поймешь, кто он по месту работы и проживания… Я считаю, этот «висяк»… я хотел сказать – нераскрытое убийство – не будет влиять на план выявления преступлений. Вы свободны, гражданин Слепаков, с вас сняты малейшие подозрения. Собственно, и подозрений не имелось. Было только сообщение Хлупина. И тем более у него есть мотивы испытывать к вам неприязнь. (Белобрысая за компьютером хитро улыбнулась, как показалось Слепакову.)
– Неприязнь? – непритворно удивился Всеволод Васильевич. – С чего бы это? Между нами не возникало никаких ссор.
– Я не хотел бы обсуждать сейчас этот вопрос, – твердо заявил капитан Маслаченко. – Потом когда-нибудь, при благоприятной ситуации. Галя, перестань хихикать. Занимайся своими компьютерными сверками. До свидания, гражданин Слепаков. Я позвоню на КПП.
* * *
Слепаков вышел из милиции словно приободренный, но одновременно в состоянии некоторой удрученности. Что-то у следователей на него осталось. Почему улыбалась белобрысая? Чего этот Маслаченко с подвернутыми рукавами надел на себя маску неподкупного и строгого правосудия, перешел на сугубо официальный язык и не пожелал обсуждать мотивы, якобы побудившие жильца из нижней квартиры «оговорить»… словом, донести на Всеволода Васильевича? Загадка. Что такое «не хотел бы обсуждать сейчас… потом когда-нибудь, при благоприятной ситуации…»? И зачем цыкнул на девку? И какая такая «благоприятная ситуация»? Слепаков поднялся к супермаркету, купил в пестрой уличной палатке банку пива. На ходу (редкий для него поступок) выдернул колечко и большими гулкими глотками опорожнил банку. Затем швырнул ее, не глядя, на усердно постриженный газон, чего раньше бы себе не позволил. Больше того, аккуратный пенсионер всегда осуждал и даже ругал вслух балбесов, разбрасывающих банки, бутылки и пластмассовые баллоны. И вот он сам уподобился этим бескультурным мерзавцам.