Перед Новым годом Морхинин принес в редакцию «Лефта» по три экземпляра «Проперция» и «Плано Карпини». С прочувствованными поздравлениями он подарил их директору, Викторине Ильиничне и Черняеву.
Шелковников не ожидал таких проявлений литературной успешности Морхинина. Он как-то подтянулся в разговоре и уже не считал, видимо, публикацию «Шестой кулисы» блажью своей заместительницы.
Викторина Ильинична пришла в восторг. Что касалось человека с голодным лицом, то он оторопело и долго рассматривал оба романа Морхинина, будто не веря, что это действительно осуществление чужого творчества. У него таких удач еще не случалось. Впрочем, он считал себя даровитым писателем, временно попавшим в неудачную полосу жизни.
Викторина Ильинична кропотливо работала над текстом «Шестой кулисы», неоднократно советуясь с Морхининым. Случайно узнав от него, что время от времени он занимается сочинительством стихов, литературная дама потребовала принести их. Она позвала нервного пожилого редактора Романова, ведущего в журнале раздел поэзии. Стихи Морхинина понравились, а редактор Романов даже смотрел на него удивленно: «Где вы были-то вообще раньше?»
Иногда Морхинин вспоминал забавный случай, имеющий отношение к его литературным занятиям. В преддверии романа «Плано Карпини» Морхинин много читал о Древнем Китае и Монголии. В частности, каждую главу в романе он решил начинать эпиграфом из древних гениев Дальнего Востока, потому он и брал с собой на спектакль (был еще хористом) толстый фолиант «Поэзии Древнего Китая». Читал в антрактах. Естественно, никто из коллег не интересовался, что листает у себя в гримуборной этот странноватый Морхинин.
И вот по окончании большого спектакля он зашел в канцелярию хора справиться о завтрашней репетиции. Он пошутил с женщинами, раскланялся с заведующим, пожал руку приятельствующему с ним хормейстеру Утицыну и вышел в коридор, однако обнаружил отсутствие книги, по оплошности оставленной в канцелярии. Крутнувшись резво на одной ножке, Морхинин упругим шагом возвратился. Без стука открыл дверь и увидел странную картину. «Поэзию Древнего Китая» осторожно держал в руках сам заведующий. А к нему со всех сторон, вытянув шеи, группировались присутствующие.
Морхинин вошел с извинением. Любопытствующие шарахнулись в стороны. В глазах у них пучился если не ужас, то выражение, близкое к паническому. Заведующий деревянным жестом протянул ему книгу. А хормейстер Утицын, страдая и стыдясь за него, спросил:
– Зачем, Валя?
– Что? – не понял Морхинин.
– Вот это: Ли Ду, Фу Бу…