– Вершу, – неприветливо ответил Лямченко, просматривая что-то у себя на столе.
– А деньги за мои книги Александр тебе отдавал? Тираж весь забрал, пора бы расплачиваться.
– Да он ко мне уж недели три как не заходил. И не звонит.
– Ты ведь вначале мне впаривал, что этот делец часто у тебя бывает. И вообще замечательный парень. За ним как за каменной стеной.
– Ну, не знаю. Может, с ним что случилось. Пока вот обещанного не принес. – Лямченко крутил головой и все перелистывал какие-то бумаги на столе. Разговор, по всей вероятности, ему был крайне неприятен. – Чего ж ты сам ему не звонишь?
– Он ссылается на тебя. Вроде того, что реализовал, все отнес Николаю Ивановичу.
– Врет. Ничего он мне не отдавал. И не звонил. Водки хочешь?
– Не хочу. Хочу получить деньги за свои книги. Или пусть сами книги вернет. Ты же его рекомендовал, вот и расплачивайся.
– Ну ты совсем оборзел. Такого договора между нами не было. Я тебе книги издал? Издал. Ты попросил помочь их продать. Я предложил человека, который этим занимается. То, что он мне для тебя приносил, я тебе отдал. Больше поступлений не было. Звони ему, добивайся или денег, или возврата тиража.
Дома он несколько раз звонил Александру. Но то абонент оказывался недоступен, то просто не включался в разговор. Наконец механическая девица заявила, что такого номера мобильного телефона больше не существует.
И тогда Морхинин понял: его обокрали. Нагло, спокойно, под руководством старого приятеля Миколы Лямченко. Вся эпопея издания «Шестой кулисы» закончилась словно схождением на землю плотного тумана, в котором растворился и тираж, и пресловутый Александр, и давнее, довольно кособокое, как осознал Морхинин, приятельство с Лямченко. Как всегда нерешительно и туго, бывший оперный хорист Морхинин заключил, что ему сюда ходить больше не следует. В общем, Морхинин остался со своими литературными амбициями совершенно один.
Дозвонившись однажды до толстого журнала «Столица», он попробовал пристроить своего «Круглого зайца». Морхинин несколько раз покупал и прочитывал прозу, напечатанную в «Столице», но опять видел прежде всего тенденцию. Подсевшие на наркотическую иглу дети из бывших «хороших» семей; недавние академики, роющиеся в мусорных контейнерах; продающие своих младенцев спившиеся матери-одиночки; разваливающиеся семьи, нищета и преступность… И только упование на Бога нашего может спасти русского человека от полного нравственного распада и инородческого угнетения. Любой батюшка прославлялся как провозвестник пришествия Господня и убеленный чистейшей безгрешностью наставник.