Морхинин вздохнул: в этой позиции журнала была своя истина. Сотрудники «Столицы» считали ее единственно русской и правильной, а потому особенно ненавидели патриотов «красно-коричневого» журнала «Наш попутчик», наверное, даже больше, чем либеральных столпов – «Вымпел» или «Ноябрь».
Морхинин со смехом вспомнил, как не столь давно Тасю и его самого выставила из церкви супруга местного настоятеля. Подъехав к храму после литургии на серебристом джипе, путаясь в длинной до пят норковой шубе и поблескивая бриллиантовыми сережками, «матушка» решительно приблизилась к скромной регентше.
– Вот что, Таисья, вчера я на всенощной слышала, как поет наш хор под твоим руководством. Просто безобразие! Басы рычат, сопрано визжат, остальные воют… Нет, нашему хору нужен другой руководитель. Что вы орали под конец-то? Архангельского? Или кого?
– Кастальского, матушка Эмилия, – кротко отвечала Тася, опустив глаза и с трудом сдерживая слезы обиды. (Прихожане подходили после службы, хвалили-расхваливали, а служивший отец Кирилл, выглянув из алтаря, благословил.)
– Да что вы понимаете в пении, чтобы так грубо выговаривать регенту, пятнадцать лет управляющему хорами в храмах! И к тому же имеющему музыкальное образование… – не выдержал Морхинин.
– А, защитник явился, – вспыхнула как пиротехническая ракета церковно-властительная дама, – тоже с образованием… Профессионалы… Можете быть свободны от нашей церкви с завтрашнего дня.
Тася все-таки заплакала от несправедливости и из-за утраты работы.
– Не плачь, – громко сказал Валерьян. – Небось родственницу на твое место наладила. Регентские курсы прошедшую где-нибудь в Боровске…
– Правильно понимаете, любезный. Мы таких спорщиков не держим, – резко заявила попадья. – А то кликну старосту с охранниками, они вам помогут найти дверь…
– Не волнуйтесь, – помогая Тасе надеть пальто особенно заботливо, усмехнулся Морхинин. – Не забудьте только распорядиться, чтобы нам выплатили причитающуюся зарплату… Не то в суде будете некрасиво выглядеть даже в такой шикарной шубе.
Состоялся и разговор Морхинина по телефону с кем-то из журнала «Новый полет юности» насчет его «Круглого зайца». Женский голос сказал, что они находятся рядом с театром эстрады, чуть дальше; там некий «Пресс-центр».
– Оставьте рукопись на вахте у охраны, – продолжал голос, – мы заберем.
Нельзя сказать, чтобы Морхинину понравилось предложение оставить рукопись «на вахте». Какая-то старозаветная тупость продолжала руководить его поступками в отношениях с редакциями: он все топтался со своими распечатанными текстами и норовил лично предстать перед теми, кто решал судьбу его литературных стараний.