– Но раньше мне всегда не везло, а сегодня вот наконец…
– А сегодня тебе повезло, когда мне особенно не везет… – Христя всхлипнула неожиданно, чем крайне удивила и даже напугала Морхинина.
– Да что с тобой, девочка? Я чем-нибудь могу помочь?
– Часа через два подъедешь к ЦДЛ? Мне нужно повидаться с тобой.
Тревожные размышления о сумочке Зименкова приобщились к утяжеляющим предположениям по поводу Христи, загородив всякую сколько-нибудь стройную логику. Морхинин вспомнил распахнутые исчерна-черные очи Баблинской. Ее необычайно привлекательную простодушную манеру улыбаться, щедро оголяющую блестящие зубы, – улыбку, не только вызывающую симпатию, но словно бы предопределяющую желание. А ее очаровательная хмурость, ее живописные брови, которые никакой грим не преуспел бы имитировать? Ему даже не хотелось воспроизводить в памяти прелести ее тела, прикосновения нежных и жарких рук, стройно покачивающуюся походку, наполненные округлостью, ровные икры, изящный подъем ступни.
Предавшись невольному нагнетанию чувств, Морхинин понял, что у него вздрагивает сердце. Или сердце не может не отозваться на Христины грубоватые объяснения в упрямой и непонятной любви к нему, пожилому «пустоцвету», как он иногда себя называл?
В восемь вечера она приблизилась той самой походкой.
– Войдем, посидим в кафе? – спросил Морхинин, собираясь поцеловать Христю в щеку.
Но она отстранилась. Как-то спокойно и грустно. Словно этим жестом отстранения имела в виду нечто значительное.
– Почему? – улыбнулся Морхинин. – А говоришь: любящая женщина. Вот и верь после того черноглазым красавицам.
– В ЦДЛ не пойдем. Немного погуляем по Поварской, мимо института, где ты когда-то учился.
– Теперь институт называется академией, а училище – колледжем. Ну, институт тоже иностранное слово, только к нему привыкли. А зачем вместо училища – колледж?
Кристина пожала плечами, в лице ее не видно было никакого настроения рассуждать о прискучивших проблемах переименований с реверансами перед англо-саксонским приоритетом.
– Наш разговор будет коротким и невеселым, – сказала она. – Меня кладут на обследование в онкологический центр. Я хочу перед тем еще раз на тебя посмотреть.
Как всегда в таких случаях, близкий человек заболевшего начинает задавать множество участливых и бесполезных вопросов. Морхинин не был исключением. Хотя он не напустил на себя погребальную мрачность, не выразил отчаяния, и, наоборот, не бросился приводить массу случаев выздоровления от рака. Он вел себя растерянно, как любой, попавший в житейскую ловушку обыватель.