– Теперь послушай меня, Валерьян. Все пропажи твоей повести неспроста. Идет погоня за кодом, который либо отпирает огромную сумму денег… Фантастически огромную! Либо код этот объясняет последний секрет нанотехнологий, дающий международный банковский счет на ту же гигантскую сумму.
– Это как у твоего Михаила?
– Очень может быть, – таинственно произнес Зименков.
– Эге, замечательно интересно. Но какое отношение все это имеет к повести о любви мальчишки из девятого класса к взрослой даме? Откуда в моей собственной, накаляканной вот этой рукой истории может возникнуть таинственный код, которого алкают бизнесмены, бандиты и спецсотрудники?
– Действительно, фантастическое совпадение. Какому-то неизвестному мне, но очень влиятельному и компетентнейшему лицу нужно было закодировать некое дьявольское число. Случайно ему попалась где-то в редакции твоя отвергнутая повесть. И он выбрал слово, дающее импульс для раскрытия кода секретного финансового или научного документа. Теперь усекаешь?
На этот раз Морхинин призадумался с мрачным видом. Там, где имеют место коды, дающие доступ к тончайшим технологиям и огромным суммам денег, всегда есть реальная угроза для человека, совершенно случайно попавшего (не ведая того) в беспощадную повседневную борьбу воротил мира. Они-то себя берегут. И то им не всегда удается спастись от пули квалифицированного киллера. Что уж говорить о беззащитном плебее на их пути?
– Я ухватил буквально кроху информации. Какое-то слово античной истории дает набор цифр, открывающий электронное требование. Слово находится в тексте отвергнутой повести писателя Морхинина, – продолжал нагнетать ажиотаж сказочных страхов и предположений зять члена Политбюро.
– Ну и куда мне теперь податься? Написать письмо в ФСБ? Там же обхохочутся. Подумают, что поехала крыша еще у одного маньяка, устремленного к раскрытию тайн и преступлений. Тогда как мне, скромному писателю, на все эти безумства искренне наплевать. Мне было бы приятно, чтобы мою повесть о юношеской любви напечатали. И уплатили хоть сколько-нибудь пристойный гонорар. Я считаю, моя повесть этого заслуживает. А тут: на тебе! Какой-то совершенно ненужный мне код.
Морхинин обиженно замолчал. Он будто онемел, но словно знал: неприятности только начинаются. Недаром говорили умные бородатые предки: «Пришла беда, отворяй ворота».
– Сейчас же встречаемся, – заволновался снова бывший друг детства, ныне, несомненно, примыкающий к касте ненасытных хапуг. – В ресторане или казино?
– В казино я не хочу, – устало отказался Морхинин. – В ресторане тоже говорить о, так сказать, литературе несимпатично. Да и люди разные подозрительные кругом. Приезжай, Юра, ко мне. Адрес пиши. На машину садись какую-нибудь старую, по-задрипаннее. Потому что в мой палаццо элегантные джентльмены обычно не ездят. Поищем, какое слово у меня в повести может использовать мировой капитализм.