Паутина судьбы (Пушкин) - страница 3

– Ну и что! Ты другое раскопай, – настаивал Обабов, зацепившийся почему-то за монгольские завоевания. – Были ведь и другие путешественники, добиравшиеся в этот период до кочевой империи. Ищи, брат, ищи. Со временем приспособишься и посыплется, как из мешка.

И вот Морхинин сидел над чистым листом бумаги с шариковой ручкой в щепоти неуверенных пальцев. В воображении его возникали бескрайние степи, заросшие полынью и ковылем, гладкие солончаки ослепительно сверкали под азиатским солнцем, желтели безводные пески. Лишь орел в бледном небе да сутулая каменная баба с чашей у живота нарушали однообразие вольно раскинутого плаща Вселенной.

Морхинин представил шествие пыльного каравана верблюдов под размеренное бряцанье бубенцов; а на смирном осле – человека в длинной одежде, взирающего из-под капюшона на нескончаемый путь, на высочайшие горы, на ужасные, будто входы в преисподнюю, пропасти…

Валерьяна нервно передергивало от узорчато-переплетенной экзотики ушедших столетий, но он продолжал. Табуны монгольских коней, несчитаные отары овец, бешеные скачки скуластых удальцов в синих халатах и рысьих малахаях предваряли невиданный город посреди дикой степи, состоящий из тысяч войлочных юрт, – столицу сына Чингизха, великого властелина Мункэ…

Упорный Морхинин писал не о Марко Поло, счастливом венецианце, ставшем министром хана Кубилая, китайского императора-чингизида; он не писал о тверском купце Афанасии Никитине или о португальском флотоводце Васко да Гама, отыскавших пути в Индию. Он сочинял роман о бесстрашном монахе из Флоренции Плано Карпини, первым побывавшим в те далекие времена в центре огромной неизведанной Азии.

Морхинин обложился грудой справочников и солидных исторических книг. Он несколько раз посещал музей восточных культур. Он просматривал близкие этой теме романы, но хотел написать по-своему. Он не высыпался, потому что живописал хождения своего монаха московскими зимами, угрюмо притихшими перед государственной катастрофой.

Валерьян Александрович похудел, оттого что зарплата уменьшалась, а продукты в магазинах понемногу исчезали. Он напряженно раздумывал, как ему существовать дальше. На работе в «Домнартворе» Морхинин старался присутствовать возможно меньше, выклянчивая в поликлинике больничные листы. Но, исключая общие волнующие изменения, жизнь его не нарушалась срывами или бедами, и он, увлеченный писательством, в общем, чувствовал себя спокойно.

Но однажды с ним произошло неприятнейшее событие. Заговорившись как-то с Обабовым, Морхинин возвращался домой довольно поздно. И, хотя свой роман за полтора года он вчерне закончил, в голове его еще продолжался какой-то творческий беспорядок. Он почти не обращал внимания на происходящее вокруг, что в наступившую эпоху было непростительным легкомыслием.