Но, когда Морхинин открыл уже дверь на лестничную площадку, к нему бросилась появившаяся откуда-то Тася:
– Так я и знала, что этот ненормальный попрется сражаться, еле успела… Ты-то куда направился? Воевать? За кого? За депутатов, генералов, маршалов, директоров? Да они же ездили на черных «Волгах» да на «мерседесах», а ты – на трамвае. У них же сыновья в Африку летали стрелять львов и жирафов: каждый выстрел – десять тысяч долларов. Может быть, ты хочешь погибнуть за народ? Погляди, обернись на ящик! Вон на Горбатом мосту[3]. Там собрались недоумки, отморозки и гады. Они хохочут после каждого взорвавшегося снаряда! Визжат от восторга.
Не находя что возразить, Морхинин растерянно пробормотал:
– Но как же это? В центре Москвы убивают! Как будто война – и враг ворвался… Я сколько раз вон там с друзьями гулял, с девушками…
– Ты только и знал с девушками гулять, бессовестный! Поворачивай обратно. Садись за стол и пиши свои истории про древние века. Телевизор не включай. Чего глядеть, что в людей по приказу президента стреляют, как на полигоне. Знай: ни один депутат не пострадает. Ни демократ, ни коммунист, ни патриот, ни либерал-западник. Легкого ранения даже никто не получит. Помянешь мое слово.
– Не все же, как те идиоты, радуются, – бурчал Морхинин угрюмо. – Некоторые переживают, плачут.
– Ага, сидят дома, пиво пьют и телевизор смотрят, – усмехнулась язвительно непреклонная Тася.
– И верно, Валерьяша, – выглянула и соседка Татьяна Васильевна, – чего соваться-то? Ведь сделали же этот, как его, лифирент…
– Референдум, – подсказал уже несколько охладевший Морхинин.
– Народ по всей стране, во всех республиках высказал на этом… свое мнение. И чего? Кто из начальства народное мнение принял? – Тася неистовствовала. – Плюнули на него – и все дела. А теперь суются одни малохольные. Если хотели прежнюю власть отстаивать, то раньше готовиться надо было. А не водку по подворотням хлестать. А сейчас поздно уж. Самое верхнее начальство предало, чего тут фыркать. Го-осподи, только бы пенсию не перестали платить…
Окончательно заоктябрило, и с бесцветного неба пошли сеяться холодные мороси.
Турецкие специалисты-строители замуровали черные дыры от танковых снарядов. Генерал, руководивший стрельбой, получил Героя России. Приходили к месту октябрьского побоища бледные немолодые женщины. Подолгу стояли с бумажной иконкой и тоненькой свечкой. Поминали погибших. Видно, приказ был: вдов, матерей и бабушек не гонять. Все как-то «устаканилось». Демократы, название которых стало ругательством, обживались на новых должностях.