Пили еще долго. Хорошо разогревшийся Лебедкин провоцировал:
– Кстати, ты, говорят, и стихами балуешься, Пушкин? А ну-ка изволь выдать что-нибудь рифмованное.
Морхинин был достаточно пьян и решил посмешить присутствующих политической эпиграммой:
Намедни выборы прошли,
Мы снова Думу обрели.
Опять начнется хоровод —
Демагогический разброд…
– Слабо, – поморщившись, оценил Лебедкин. – Что же плохого, если народ выбрал директоров, генералов, и до реформ пребывавших на ведущих постах в государстве?..
– Да, стихи, главное, по сути неправильные, – важно поддержал начальство не терявший нюха Лямченко.
Неожиданно какой-то молодой человек с лохматой головой крикнул, обращаясь к Порохову:
– А в рожу хочешь, урод? В грызло, а?
Сильно пьяного Порохова выводили под руки блевать в туалет.
– Я вернусь, – мстительно обещал Порохов, когда его с трудом вытаскивали из кабинета Лямченко. – Я произнесу свою пророческую балладу о будущем России… Я не позволю…
– Ты мелкий приспособленец! – говорил презрительно Селикатов какому-то перепуганному человеку в расстегнутой рубашке и галстуке на спине. – И всегда таким дерьмом был!
Другой критик, Карабеев, махал кулаком и возражал Селикатову:
– А это нужно еще доказать, Петр Анисимович! За такие слова и схлопотать можете… Да-да, по физиономии…
Кто-то упал и, повалив стулья, никак не мог встать, передвигаясь исключительно на четвереньках.
Морхинин осторожно прокрался к двери. Выскользнул в коридор. Только оказавшись на улице и вдохнув холодного воздуха, смешанного с клубами выхлопных газов, он почувствовал себя увереннее.
– Никогда больше не буду участвовать в таких посиделках… – бормотал он, взяв приблизительный курс к станции метро «Арбатская». – Ну их, писателей… Не то что-нибудь прочитаешь и ведь… Избить могут…
Необычайно приятно было видеть по всей столице среди сотен книг и в больших магазинах и даже на открытых лотках скромную рыжеватую книжечку с голубой головкой Нефертити и надписью наверху обложки: «В. Морхинин». Эх, если бы еще имя полностью!..
У себя в редакции Лямченко при знакомстве с каким-нибудь новым человеком в присутствии Морхинина, особенно с прибывшими из провинции, всегда представлял его «наш новый мэтр», расправляя пышные усы. И приезжий поневоле любезно, а иногда застенчиво жал руку неуверенному в себе «мэтру».
Позвонила старшая дочь Морхинина Соня – та, что занималась бизнесом.
– Фатер, ты никак в известные писатели выбиваешься? Не ожидала… Всегда думала, что ты дурью маешься на старости лет… Шучу, шучу. Поздравляю. Тебя теперь на руках носят?