Наш герой почувствовал себя беспричинно обиженным. Он уже повернулся к злыдням спиной и собрался уйти. Две литературные девицы шипели ему вслед, как пресмыкающиеся из болота.
– Что происходит? – разнесся по всему третьему этажу звучный, исполненный металлических обертонов голос. – Надежда! Эльвира Захаровна! Я делаю вам выговор и запрещаю впредь с порога отвергать человека, которого вы не знаете. Простите, как ваша фамилия? – обратился к Морхинину главный редактор.
Он пригласил Морхинина к себе в кабинет. Несмотря на излишнюю полноту, Артюхов достойно выглядел в желудевом костюме и серебристом галстуке. На его пухлых руках поблескивало золото старинного обручального кольца; был также перстень с крапчатым темно-зеленом камнем. Сняв трубку, главред звучно пробаритонил:
– Алексей Клавдиевич, зайди ко мне, пожалуйста.
Через пять минут вошел пожилой сухопарый помощник Артюхова по фамилии Углицких.
– Алексей Клавдиевич, – доверительно сказал Артюхов, делая округленный приглашающий жест. – Пожалуйста, ознакомься с повестью Валерьяна Александровича и принеси мне для обсуждения. А вы позвоните, пожалуйста, Алексею Клавдиевичу спустя… недельки три.
Морхинин позвонил, как указали. В трубке голос сухопарого Углицких сообщил, что лично ему повесть «Сопрано из Шуи» понравилась (кстати, Углицких сказал, что Артюхов – известный драматург и повесть, где речь идет о театре, хотя и оперном, его особенно привлекла). Но тут же Алексей Клавдиевич предупредил Морхинина:
– В редакции происходит грызня по поводу повести. Две прыщавые сотрудницы вне себя. К ним присоединилась еще одна склочная особа.
Некто Нипаров в прошлом номере опубликовал омерзительную повесть про какого-то полуеврея, родившегося за колючей проволокой и выросшего там чудовищем. Он бежал из лагеря, растерзав по пути охранников и совершив еще несколько абсолютно непонятных поступков; приехав в Москву, опять кого-то растерзал, а сам повесился. Язык противный, с употреблением ругательств и всяких физиологических подробностей…
– Ерунда какая, – пробормотал Морхинин.
– Я был категорически против, главный редактор тоже не склонен был публиковать такое паскудство. Но откуда-то сильно надавили, и пришлось печатать. Позор для нашего журнала! Так вот этот Нипаров сейчас написал жалобу куда-то, что в вашей повести задеваются честь и достоинство выдающихся деятелей оперного театра, а в конце утрируется преклонение перед церковью, преувеличивается ее значение для свободных россиян, – сообщил сердито Углицких. – Так что неизвестно, чем все это закончится, – добавил заместитель главного редактора. – Александр Митрофанович за вас уже по-настоящему рассердился. У него есть влиятельный знакомый в министерстве культуры… В общем, ждите и молите Бога за Александра Митрофановича…