– Спасибо, Василий Григорьевич, – искренне благодарил Морхинин. – Хоть и без гонорара, но в родном, как говорится, писательском журнале. Чисто для души. Если вам понравилось, то уж другим…
Недели и месяцы уплывали. Морхинин звонил Лебедкину по поводу «Круглого зайца». Тот все обещал, но странно тянул с публикацией. Наконец терпение Валерьяна иссякло, и он пришел в «Московское известие».
Обычно здесь толклись работавшие в журнале Селикатов, Вапликанов и Капаев с Дьяковым, не считая литературного секретаря Сербиенко. За большим столом восседал Лебедкин. Часто случались незапланированные выпивки, приходы гостей из сторонних московских редакций или из провинции. Забегали из других комнат литчиновники. Разгорались всякие политические и профессиональные споры. Словом, вне непосредственной работы с журнальными материалами это был настоящий клуб – шумный, сумбурный, не особенно выбирающий выражения, иногда взрывающийся хохотом, а иной раз – отборным матом.
Морхинин стукнул в дверь и, войдя, удивился тишине и траурному порядку в помещении редакции. За своим столом, как всегда, сидел сухонький Лебедкин почему-то с распухшим носом. Рядом, уперев левую руку в крутое бедро, изогнула приятный стан смазливая девица лет двадцати пяти. Прочие члены редколлегии отсутствовали.
– Здравствуйте, Василий Григорьевич, – сказал Морхинин, не обращая внимания на девицу, приняв ее за случайную посетительницу. – Я уж решил не звонить, не беспокоить вас больше по телефону. Думаю, зайду и выясню на месте, в каком номере пойдет мой «Круглый заяц». А то, наверно, сложности возникли и…
– Да, сложности возникли, – хрипловато проговорил Лебедкин, погрузив взгляд в груду печатной продукции на столе.
– А что такое? – забеспокоился Морхинин. – Моя повесть…
– Ваша повесть не удовлетворяет требованиям журнала ни с точки зрения качества, ни, тем более, содержания, – холодно и неожиданно заявила девица.
– Да. Я как-то не разглядел сразу… – пробормотал Лебедкин.
Морхинин даже вспотел от возмущения.
– К сожалению, Василий Григорьевич часто необоснованно обещает авторам принять их рукописи для публикации, – опять вмешалась смазливая девица.
Лебедкин что-то подтверждающее промямлил.
– А вы кто такая, чтобы делать мне заявления о моей рукописи! – разозлился Морхинин. – Я отдавал повесть главному редактору и хочу слышать объяснение от него, а не от вас.
– Я шеф-директор и заместитель главного редактора, – теперь уже упирая обе руки в бедра, сказала девица. – Меня зовут Инна Горякова, имейте в виду.
– Но члены редколлегии… – Морхинин не скрыл презрительного взгляда на съежившегося Лебедкина.