Володя поинтересовался еще: не просил ли чего с собой забрать?
Сказал, что спрашивал про сундучок на недельку, но я ответил, что и самому интересно почитать. Вот, к примеру, вы, Володя, хоть и ворвались без спроса, я же вас понял, как-никак, записки старого товарища, а вдруг там что про родителей есть? Такое каждому интересно.
— А почему он архивы вам отдал? — поинтересовался, допив чай, мой гость.
— Так договоренности у нас с ним, — сочинял я на ходу. — Книгу буду про Владимира Петровича писать.
— А почему через год?
— Покойника не спросишь, но были, видимо, у него соображения. Меня вот, когда сундучок отдавали, так Петр предупреждал с вами дел не иметь, а сам появился на следующий день, и неадекватный.
— ??
— Ну, неадекватный… То ему покажи, вот это дай… А вообще, — изобразил я удивление, — что вы там все ищете?
Володя ответил, не раздумывая:
— Наверное, каждый свое. Меня батино прошлое волнует. Сын Максимка уже взрослый, так хочу, чтобы он про деда почитал. Петрович-то, он дядька обстоятельный был, аккуратно все отмечал…
— Я вот что скажу. Давайте вечером вместе посмотрим, а сейчас я в Иркутск звонить буду, — потянул я со стола сотовый. — Потом Санька Марыч должен приехать. На кладбище к родителям его поедем. Вечером он в Иркутск отбудет, а я здесь ночую. Приходите… По рюмахе…
— Договорились, — поднялся Козлякин, — хотя не пью, но не прощаюсь.
И быстро вышел из дома.
Посидел я над остывшей кружкой. Все про визит этот странный думал. «В руку сон-то, — понял я. — Папаша Козлякин сыну что-то рассказал. Иначе с чего бы парня так трясло? Без вариантов, рассказал».
Выходило, что я своего нечаянного гостя переиграл. Точно моя бабуля покойная говорила, что вежливость — наше оружие. Начни грубить и гнать с порога, неясно, чем история закончилась бы.
«Фамилия, говоришь? — вспомнил я кульминационную фразу. — А зачем тебе моя фамилия?» Порадовался, что правильную политику избрал в отношении гостя. Что за имя такое — Вовочка? Хорошего и правильного парня так не назовут. Коснешься — гадости тонны, а добра со спичечную головку.
«А как он ножичком над сливочным маслом орудовал», — вздрогнул я и понял, что не подвела меня школа уголовного розыска: просчитал я таки клиента, а потом и в непонятки завел — успокоил и про свидетеля Серегу напомнил. Знал я точно, что не отвяжется теперь от меня Козлякин. И чувство даже появилось, что пересечемся мы еще, и снова выбор встанет: кто — кого.
Начиналась какая-то шахматная партия. Первый гамбит получался за мной, а что будет дальше — неясно. «Гроссмейстер, — усмехнулся я, вспоминая классиков юмора. — Когда игра не идет, греби фигуры и противнику в рожу… От Козлякина честной партии ждать не придется, так что готовься, Птахин».