- А что?
- Дак у меня Алешка тоже пока так ходит.- Фомич засмеялся, толкнул Федора Андреевича в бок.- А чего? То - друзья, а то свояками будем.
- Моя уже замужем,- холодно сказал Федор Андреевич.
- Ах ты досада! Ну да ладно. Я тебе тогда птиц покажу. У меня чертова прорва. Полная комната. Это, как ребята разъехались, дак я целиком под них комнату отвел. Бабка ругается: всю пенсию под коноплю изводишь, давай, дескать, студентов лучше напустим, от них хоть польза. А я не-е, никаких делов! Пусть чирикают! Это по солнышку как врежут - душа отлетает в рай. А хочешь, я тебе кенаря подарю? А то пару? Заведешь себе кенарей.
- Да на что мне твои кенари?!
- Мил человек! Дело стариковское: будешь ножичек об ножичек подразнивать, с бабкой слушать. Поехали!
- Не могу. У меня на восемь международный с дочерью заказан.
- Ну дак говори себе на здоровье! Говори, а потом забирай бабку и приходи. Пусть старухи тоже обнюхаются. Моя расскажет, как огурцы солить.
- Ладно, ладно.- Федор Андреевич досадливо переложил пешню с одного плеча на другое. - Экий ты... Как смола.
- Вот и дело! Значит, так: над аптекой, восемнадцатая квартира. Во бабка моя обрадуется!
На краю леса ветер ударил встречным валом, хоть ложись на него.
Сухая крупа летела над землей белыми пулями, жестко секла по одежде, по сосновым ство-лам.
Луг перед Шутовом перешли, согнувшись, рукавицами придерживая шапки, пока не укры-лись за первыми деревенскими строениями. Ранние сумерки уже копились по голым садам. Продрогшие воробьи, нахохлившись, сбивались поближе к застрехам, густо облепляли сваленный перед избами хворост, пятная его жидким известковым пометом.
Возле завалинки одной из хат высилась куча жома, кисловато разившего на всю округу.
Щуплая старуха в стеганом ватнике, единственная живая душа на всей долгой пустынной улице, лопатой нагребала жом в обмерзшие ведра и, сутуло согнувшись под коромыслом, мелкими осторожными шажками таскала во двор.
- Здорово, Марья! - еще издали крикнул Фомич.
Старуха медленно разогнулась, оперлась на лопату. Из толстого платка, закрывавшего подбо-родок, как из дупла, гляделось остроносое лицо. Ссохшиеся кирзовые сапоги и старый продран-ный ватник были заляпаны жомом, который, как и на ведрах, тоже успел замерзнуть и остекле-неть.
- Не Степан ли Фомич? - сказала старуха, дуя попеременно в голые синие ладони.- Гляжу, гляжу, он и не он.
- Он самый!
- Давно не видела. Уж не хворал ли?
- Да нет, опять на службу пошел.
- Ох ты! Заскучал без дела. Ну дак заходите, заходите. Иззяблись, поди.- Старуха бегло взглянула из своего дупла на Федора Андреевича.- Али по окуня ходили?