– Знаешь, что он тут мне недавно выдал, – вспомнил Сергей. – Целую философию. В любой войне, Сергей Николаевич, главное не пушки и не танки. Что главное? Главное – выжить! Вот и выжил. Такой у меня сосед и, можно сказать, главный обо мне заботник.
Ленечка оказался легким на помине. В большой сумке притащил бутылки с минеральной водой. Две сунул в свою тумбочку, а остальные составил возле тумбочки Сергея, старательно стряхнул опилки с измятых бумажных этикеток.
– Сергей Николаевич, пришлось мне три рубля за услугу, поиздержаться на нашей экономике… Трудности быта…
Сергей поморщился и заворочался на кровати, но Степан остановил его и достал из кармана трешку. Сжатые пальчики ухватили ее, и она исчезла.
– Все, все, больше я вам не мешаю. Ухожу, ухожу, у меня покойник там, побрить требуется, во второй раз брею, щетина прямо на глазах растет. Все, все, удаляюсь…
Ленечка раскланялся, сделал ручкой и оставил их вдвоем, мелко и дробно тряхнув на прощание седеньким хохолком. Он ушел, но в глазах все еще продолжало что-то мельтешить, а в ушах слышался картавый голосок. Ну и ну. Степан только головой покачал.
– Слушай, Серега. Я вот еще что… Решил в рыбнадзоры. Николай давно уговаривал…
– Совет тебе, выходит, мой нужен? Трудно, Степа, советовать. Одно скажу, как я понимаю: чуешь, что стержень есть, – иди. Не чуешь его – лучше сиди на месте. Веры и так у людей почти не осталось… И еще раз показать, что ее нет… Много говорю. Короче, у нас там верили только тем, кто мог на пули пойти. Приказ приказом, а еще и сам. Духу у тебя хватит?
Степан с ответом не поторопился. Боялся обещать заранее. Но теперь твердо знал одно – жизнь его для того и делала один крутой поворот за другим, для того и хлестала наотмашь, чтобы нашел он в ней свое точное место и чтобы стержень, о котором Сергей говорил, ощутил в себе. Он хотел сказать об этом, но тут пришла медсестра и выпроводила из палаты.
На улице мела поземка. Степан потоптался на автобусной остановке, замерз и решил добираться до Николая пешком. Шел по тихой окраинной улочке райцентра, отворачивал лицо от ветра и все усмехался, вспоминая Ленечку-парикмахера. Вот у кого, наверное, все просто, как дважды два – четыре. Главное – самого себя уберечь, а там хоть синим огнем все сгори. Саня тоже себя бережет. А вот он сам, Степан? Смутная тревога маячила впереди. Степан ознобно передернул плечами и прибавил шагу. В конце улицы уже виднелись трехэтажные каменные домики, в одном из которых жил Николай.
Просторная квартира, обставленная новенькой мебелью, ухоженная и прибранная, встретила Степана тишиной и теплом. Переобувшись в домашние шлепанцы, он прошел в зал, присел в мягкое, глубокое кресло, вытянул ноги и неожиданно сморился от усталости, которая свалилась на него неизвестно откуда – не работал сегодня, не психовал, только и делов, что приехал утром из Малинной да сходил в райисполком и в больницу. Но глаза закрывались сами собой, тело расслаблялось в уютном кресле, и уже сквозь дрему неожиданно подумалось: а как этот Ленечка бреет покойников? Ведь, наверное, жутковато соскабливать упругую, проволочную щетину с мертвого лица. Но представил без перерыва говорящего Ленечку, его седенький хохолок и уверился: Ленечке не страшно. Ленечка жил по каким-то иным законам, Степану непонятным и неизвестным, потому и не было ему страшно. Что же это за законы? Как ни старался Степан, он даже смутно не мог их представить.