Запинался, падал, когда его совсем оставляли силы, полз. С хрипом выдавливал из себя черный мат – и вперед! Добрался до лесовозной дороги, выкатился на ее середину и потерял сознание.
Потряхивало. По вздрагивающему телу ползло тепло. Пережогин вырвался из забытья, дико повел глазами. Он навзничь лежал в кабине КрАЗа. Выпрямился, застонал, еще раз огляделся и глухо скомандовал шоферу, совсем еще молодому парню:
– Тормози.
– Ты чо? Того? Тронулся? – шофер растерянно крутнул головой. – Глянь на себя!
– Тормози! Кому сказал?! Ну! – Привычная сталь прорезалась в пережогинском голосе, и шофер остановил КрАЗ. Пережогин вывалился на дорогу и напрямик, по целику, ударился к серой полосе березника, который опоясывал Лагерную согру и из-за верхушек которого виднелась красная шея экскаватора.
«Я вам покажу! Всем покажу!» – сиплый шепот едва слышно срывался с губ.
Грудью упал на корпус экскаватора, на промерзлое, ледяное железо. Перевел дыхание. И сила, казалось, совсем растраченная, вернулась к нему неизвестно из каких запасов. Легко вскочил в кабину, огляделся и радостно, со сладким злорадством вздрогнул, когда мощно и тяжело зарокотал мотор. Ковш экскаватора поднялся, замер и полетел вниз. С разгону вонзился в махонький бугорок на дне котлована, загреб его, вынес в сторону и вывалил кости и черепа вперемешку с землей на белый, недавно выпавший снег.
«А-а-а!» – громко и звучно ударил в кабине крик. И ковш снова упал, вгрызаясь в землю. Нет никаких раскаяний и наказаний! Есть только власть и сила! Власть и сила! Вот они, снова в его руках, а значит, и он сам – прежний!
Степан вместе с другими мужиками уже собирался выходить в тайгу, когда шофер КрАЗа подъехал и сказал о Пережогине. Все кинулись к Лагерной согре. Экскаватор ревел и пластал землю.
– Да он с ума сошел! Чокнулся! – испуганно закричал Алексей Селиванов, боязливо остановившись в отдалении от грохочущей машины. Степан тоже замер, но уже в следующую минуту ринулся в кабину. Выдернул оттуда Пережогина и сбросил вниз. Тот поднялся на четвереньки и завизжал, пытаясь уползти, но сил уже не было, и он только елозил коленями по снегу, мотал головой. Мужики придавили его к земле и едва признали: половина смоляной бороды обгорела, щеки и нос, обожженные, а после прихваченные морозом, покрылись сплошной сизой коростой. Глаза метались, а губы слабо шевелились, выталкивая бессвязные и непонятные слова:
– Власть! Власть и сила! Они у меня! У меня!
– Да он чокнулся! Точно! – Алексей Селиванов оглянулся на Степана. – Может, связать?
– Раньше надо было вязать! Раньше! – со злостью ответил Степан. – Теперь его только пристрелить…