– Господи! Боженька! Помоги! Помоги! Гад буду, поверю в тебя! Все делать буду! Помоги, Бог! Слышишь?!
И опять только снег проскрипел под фуфайкой. Александр обмяк и закрыл глаза. На них стал наползать туман, такой же густой, как холодная, застывшая мгла. Сквозь эту мглу донесся неясный гуд, но сил, чтобы открыть глаза, уже не было.
Подобрал его шофер случайной машины, ехавший в райцентр. Привез в больницу. Там оттяпали по два пальца на каждой руке и через неделю выписали. Александр прямо из больницы, с забинтованными руками, поехал в город, молиться в церкви.
А на железнодорожном полотне, как потом выяснилось, оказался он вот каким образом: спьяну решил поехать в город. А тут как раз отправляли райповскую машину с будкой. Александра посадили в будку – в кабине места не было – и дали тулуп. По дороге остановились по малой нужде, выпустили и Александра из будки, и видели, как он туда обратно залез. А уж как вывалился из нее на ходу – про то никто не знал.
…Еще раз, по слову, перебрав в памяти рассказ Александра и снова увидев его одновременно прошлым и нынешним, Степан – странное дело! – уже не испытывал ни удивления, ни даже простого любопытства. Весь рассказ показался простым и обычным, и просто, обычно подумалось: «А вот не занесло бы на рельсы, так бы и бичевал до сих пор».
Степан удобней устроился на раскладушке и уснул.
Добрые вести, как и недобрые, частенько сваливаются внезапно. Рано утром, Степан только-только поднялся со своей раскладушки и не успел еще как следует продрать глаза, прибежала Лида Шатохина. Настежь отмахнула дощатую дверь будки, мельком, по-женски зорко глянула на жилье Степана и шлепнула в ладоши:
– Ну и квартира у тебя! Хуже цыганской! Перебирался бы к нам да жил.
– Ничего, – отмахнулся Степан. Подкатил к Лиде березовую чурку. – Садись. Ничего, я привычный.
– Да некогда мне сидеть, по делу прибежала. В райцентре, Степа, вчера была и случаем про бригаду узнала. Мужики из леспромхоза в отпуске. И адрес вот записала. Непьющие и работают хорошо – это точно. Езжай, поговори, может, сойдетесь. Держи, а я побежала. Мне еще Ивановой старухе юбку надо занести, вчера только привезли. Ой, с этой старухой! Снимаю я с нее мерку, а она строжится – ты мне, Лидия Афанасьевна, туто-ка, на заду, попышней сделай. Семьдесят два года старухе, а попышней надо. Во! Не чета нам, молодым. Так ты съезди. В прошлом году они нашей приемщице дом рубили в райцентре. Она довольна. Все, все, побежала… а то останется старуха без юбки, надо же – попышней…
Лида торопливо вскочила, из-за калитки уже махнула рукой, заскользила своей невесомой походкой, скрылась в узком переулке – только зеленая косынка мигнула на прощание.