– Что, Степа, удивляться пришел, что по-моему вышло? Поверил, что я в полном здравии, не свихнулся?
– Знаешь, Саня, это твое дело, какие ты по ночам сны смотришь. И дальше смотри – я в твою жизнь не лезу. И верь в кого хочешь – тоже не мое дело. Одно скажи – кто Юрку поил? Сны снами, а вот это ты точно, наяву, знаешь. Скажи, Саня, – кто?
Александр молчал, смотрел мимо, куда-то в стену. Надо было отвечать, а он не мог. Поднялся с табуретки, пошел к иконам. Опустился на колени, склонил голову и долго так стоял, не шевелясь, безмолвно. Но Степан был терпелив, сидел за столом и ждал. Похрупывала за окнами ночь. В доме же висела неживая тишина, не слышалось даже малого шороха. Два человека, замерев, напряженно вслушивались в тишину, и каждый пытался отыскать в ней свое. Поняв, что ему Степана не переждать, Александр тяжело выпрямился, еще раз склонил голову, перекрестился и обреченно вернулся на прежнее место, на табуретку возле стола.
– Кто? – снова повторил Степан.
– Человек. Я знаю, Степа, чего ты от меня добиваешься. Имя узнаешь – драться побежишь. А какая польза? Ты душу, душу свою укрепи, тогда он не страшен будет. Душу спасешь – и сам спасешься.
– А у тебя, у самого, она крепкая? Знаешь, Саня, сдается мне, что ни в Бога ты не веришь, ни в себя, а в чего-то в третье… Играешься ты.
Александр передернул плечами и отодвинулся от стола.
– Ладно, – продолжал Степан. – Не будем этого трогать. Допустим, ты себя спас, живой и здоровый, ничего к тебе не пристанет. А Валя Важенина?.. Ну? Как объяснишь? Хотя бы по вере, а?
Степан спросил и понял, что спросил зря. Не видел он никакого такого ответа, который бы смог оправдать смерть Вали, да и не было его, такого ответа, не могло быть у нормальных людей.
– Кто? Скажи.
Александр не ответил. Сгорбился на табуретке, словно придавленный, и опустил голову. Степан понял – не скажет.