– Но-но-но! – тихо, но строго сказал Годунов. – Ещё чего?!
Трофим встряхнулся, осмотрелся. Рынды при дверях стояли неподвижно. Годунов снял шапку. Какой-то человек, тоже без шапки, но в богатой шубе, отделился от стены, поклонился Годунову и сказал:
– Боярин! Скажи про меня. Я здесь со вчерашнего утра, боярин. А мне ехать надо!
– Всем надо, – сказал Годунов и повернулся к двери.
– Боярин! – повторил тот, в шубе. – Мне в Псков! К королю!
– Король не в Пскове, наши в Пскове! Чего мелешь?! – сердито сказал Годунов, стараясь говорить негромко.
– Глуп я, боярин! Дурь сморозил! – не унимался тот, в шубе. – Меня государь призвал! У меня вот, боярин! – и он показал свёрнутую в рульку грамоту. – В Псков надо отвезти! Немедля!
Годунов хотел взять грамоту. Тот, в шубе, не дался, отступил.
– Ты чего это? – яро, но шёпотом воскликнул Годунов.
– Не смею! – сказал тот испуганно.
– Ой, Сёмка! – сказал Годунов. – Не балуй! – и снова потянулся к грамоте.
Сёмка (Семён Ададуров, царёв посланник в Псков) убрал грамоту за спину и виноватым голосом сказал:
– Государь велел, чтоб никому!
– Ну, тогда жди, покуда государь… – начал было Годунов, но не закончил, обернулся к Трофиму, сделал ему знак не отставать и первым пошёл к двери.
Трофим пошёл за Годуновым. Рынды перед ними расступились.
Там, куда они вошли, было почти совсем темно, горела только одна свеча, но и ту поставили за занавеску. И за той же занавеской виднелась чья-то тень. Годунов негромко кашлянул в кулак. Тень задвигалась. Потом из-за занавески вышел молодой боярин, держа в руках шапку. Вид у боярина был перепуганный. Трофим присмотрелся и узнал – это был Богдашка Бельский, царёв оружничий.
– Ну что? – тихо спросил Годунов.
Бельский пожал плечами.
– Кто там ещё?
– Софрон.
Годунов кивнул. Бельский глянул на Трофима, сразу стал очень сердитым, и так же сердито спросил:
– Кто это?
– Из Москвы, – ответил Годунов. – Тот самый.
– А! – недовольно сказал Бельский. – Да только теперь надо ли?!
– Испытать надо, – сказал Годунов.
– Ну, испытай, – сказал Бельский. – А я посмотрю!
И он даже хмыкнул. Трофима опять пробил пот, руки задрожали. Годунов взял Трофима за руку. У Годунова рука не дрожала. Она была холодная и потная. Годунов повёл Трофима за собой.
Они зашли за занавеску. Там, на мягкой короткой скамье с подлокотниками, сидел царь Иван Васильевич – без шапки, босой и в домашнем татарском халате. Халат был дорогой, парчовый. Царь был как будто неживой – не шевелился. И глаза у него не моргали. Глаза смотрели в одно место, куда-то поверх Трофимова плеча. Потом глаза немного повернулись и стали смотреть прямо на Трофима. Трофим начал задыхаться, ему стало нечем дышать. Царь пошевелил губами.