– Так легче?
Трофим не ответил. Клим вдруг опять заговорил:
– Какие вы, московские, все злые. Всё вам везде не так. А вот пожили бы вы здесь, тогда узнали бы…
Но тут дверь со скрипом приоткрылась, в каморку заглянула чья-то голова и строгим голосом спросила:
– Который из вас Трофим Пыжов?
– Ну я, – нехотя ответил Трофим.
Голова полезла в дверь, это оказался дворовой в дорогом златотканом кафтане. Дворовой вошёл в каморку, остановился напротив Трофима и, заведя руку за спину, стал внимательно его разглядывать.
– Ухо показать? – злобно спросил Трофим.
– Нет, не надо, – сказал дворовой. – Держи!
Из-за спины, из той заведенной руки, подал Трофиму монету. И какую! Золотую! Здоровенную! Трофим отродясь таких не видел. А как она сверкала! Какая была тяжеленная! Трофим держал её на ладони и боялся сжать кулак. Сожмёшь – и сразу пропадёт, так думалось. Клим подскочил со своей лавки, глянул на монету и спросил:
– От бабки?
– От неё, – ответил дворовой.
Трофим посмотрел на них. Они, дворовой и Клим, оба молчали.
– Это как понимать? – спросил Трофим.
– Он знает, – сказал дворовой, кивнув на Клима.
Клим утвердительно моргнул.
– А… – начал было спрашивать Трофим…
Но дворовой уже развернулся и вышел. Дверь за ним закрылась. Трофим смотрел на монету. Она была и вправду золотая, тяжёлая, в поперечнике почти вершок. На одной её стороне были какие-то узоры, а на другой – латинский крест.
– Что это? – спросил Трофим.
– Португал, – ответил Клим, – индейская монета. – Это тебя карга в гости зовёт.
– Какая ещё карга? – спросил Трофим чуть слышным голосом, потому что вдруг почуял, что громко о таком лучше не спрашивать.
И не ошибся – Клим ответил:
– Не карга, а нянька царская. Аграфена-ведьма. Слыхал про такую?
– Она что, ещё жива? – опасливо спросил Трофим.
– Она ещё тебя переживёт! – сердито ответил Клим. – В прошлом году было сто лет, и проживёт ещё сто запросто. Правда, раньше здоровущая была, под притолоку, а теперь смотреть не на что. Маленькая, сухонькая, вёрткая, не помнит ничего, не видит, а какая злобная! Вот так вот на тебя перстом укажет – и ты сразу с ног долой.
Трофим вздохнул и опять посмотрел на монету. Клим насмешливо сказал:
– Это тебе не овчинка с орлом. А этим можно голову пробить, если с умом ударить. Дай посмотреть!
Трофим не дал, будто не слышал, и протянутой руки не видел. Клима взяла злость, и он сказал:
– Это она тебя к себе зовёт. Нужен ты ей для чего-то.
Для чего, хотел спросить Трофим, но промолчал, не решился. Тогда Клим сам сказал:
– А зачем она тебя зовёт, никто не знает. Да и она сама тоже. Она же уже, может, лет двадцать, как совсем из ума выжила. Так и сейчас: мало ли какая блажь ей в голову втемяшилась. Ванюшка-то её вот-вот помрёт, а тут, говорят, прислали из Москвы какого-то, его спасать. Вот она и думает: а что, если не спасать, а наоборот, извести? А что! Из Москвы, она так думает, добра не жди, Москва всегда была полна злодеями, вот и опять они что-то затеяли, прислали молодца, а у того шило припрятано, не приведи Господь пырнет Ванюшу, что тогда? А так она тебя к себе зовёт – и на зубок попробует. У неё ещё два зуба есть, один сверху, один снизу, вот…