– Петро, объясни-ка, откуда здесь твои инициалы?! – И протянул её напарнику. – Твоя?
– Моя. – Петро не стал запираться. – Но я не знаю, как она вообще у него оказалась. – Он старательно не смотрел на то, что осталось от Исмаилыча. – Я вообще не знаю, почему он здесь – он же утонул!
– Одной странностью меньше стало – этот гад просто не закрепил колёса на пароме. Что в папке?
– По дороге расскажу, – и Петро, отворачиваясь от страшного места, наткнулся взглядом на оторванную руку – из сжатого кулака торчал клок жёстких серых волос. Его согнул приступ рвоты.
Я молча достал из кармана флягу с водой, протянул ему.
– Спасибо, – прохрипел он, прополоскав рот. – Пошли отсюда, Яш, пока сам тут душу Богу не отдал. Я физик, не биолог и не медик.
– И грибы ты с этого дня разлюбил, – подколол я его, сам поражаясь цинизму неуместной шутки.
– Дай мне папку, – Петро протянул руку.
– И зачем, друг мой ситный? Сейчас донесём до Егорыча, а тот примет под расписку и в компетентные органы передаст. Расследование начнётся, опергруппа приедет…
– Я тебе сказал – отдай! – с истерическими нотками в голосе закричал Петро. На щеках его выступили красные пятна, лоб покрылся испариной. Его колотило. – Отдай, сказал! Ты сюда что, помогать приехал, а ты под монастырь подведёшь всех! И не только меня, а вообще всех, всех! Ты же ничего не понимаешь!..
– Так ты мне объясни, глядишь, и пойму – вроде не совсем дурак. Я сейчас сяду вот тут, рядом с Исмаилычем, разложу все документы, проанализирую, а ты расскажешь что к чему. Лучше мне пояснения давать, чем дяде-следователю, волкодаву.
Про волкодава зря сказал, Петро глянул на сжатую ладонь покойника, на клок жёсткой шерсти и будто озверел – он бросился на меня с яростью крысы, загнанной в угол. Впрочем, силы были не равны, и несколькими ударами я погасил всплеск эмоций.
– Пусти, – хрипел Петро, выплёвывая жухлые листья изо рта, – пусти, чёрт, больно же!
– Что, успокоился? – я сильнее завёл его руку за спину; ботаник взвыл и забил левой рукой по земле. – Не советую больше на меня бросаться, могу и забыться, как следует отделать тебя. – Я отпустил его руку, убрал колено со спины, и комсомолец семидесятых, красный, перемазанный весенней грязью, со стоном перекатился на спину, сел.
– Прости. Не хотел. Давай отойдём отсюда, а то будто спину сверлит взглядом… – и он кивнул назад, на страшный сук с насаженной на него головой абхаза.
Подхватив поклажу, пошли по направлению к деревне. Решил подождать до дома – и с объяснениями, и с просмотром содержимого папки.
Фёдор Егорович тут же, с собаками и мужиками, отправился по нашему следу в лес. Связь так и не работала. Но на телефоне, не оставляя надежды дозвониться до Шатохино, сидела жена председателя.