Гиблое место (Боброва, Шиляев) - страница 90

Всего-навсего один удар…

Посуда никогда не бьётся «на счастье»…

И сейчас, на стадионе возле деревенской школы, я смотрел на Аллочку, но перед глазами стояло совсем другое лицо.

Сон этот снился часто, и после него всегда хотелось поверить в счастье. Снилась женщина, но, проснувшись, я не мог вспомнить лица, как ни пытался. Не смог бы узнать, даже если бы встретил случайно. Свет, ярким облаком окутавший её, мешал рассмотреть черты лица. В этом сне было то, что безуспешно пытался найти в жизни – огромное, неизмеримое счастье. Ещё в нём была любовь. Любовь, которой не нужны слова. Снилась моя женщина, женщина с половиной моей души. Это она дарила покой и умиротворение. Она протягивала руки, манила. Там, во сне, я рвался к ней, но не мог подойти. Не мог потому, что был бос, а земля вокруг ног усыпана острыми, как бритва, осколками.

Наверное, надо было пройти по ним, но во сне он почему-то боялся поранить ноги. Не сделав ни одного шага, уже чувствовал, как битое стекло впивается в ступни, разрывает кожу…

На этом сон прерывался, и я вскакивал с постели, ругая себя за малодушие. Надо было сделать хотя бы один шаг! И, хотя не помнил лица приснившейся женщины, не мог забыть чувства, что испытал во сне. Они превратились в глухую, сосущую душу тоску по неземному, безусловному счастью.

После этого сна быстро расставался с очередной девушкой – как-то острее и болезненнее чувствовал фальшь, свою фальшь. Не в ней, нет – в себе. Цветы, подарки, свидания – всё казалось пошлым и глупым. И мелким. Мелким на фоне тех мощных, глубинных чувств, пережитых во сне. И без сожаления разбивал очередное «маленькое счастье». Как тот стакан – об стену, а ещё лучше – об асфальт! И чтобы вдребезги, и чтобы осколки фонтаном…

Несколько минут – и буря чувств. Не помня себя, вышел в коридор, оделся и, не закрывая за собой дверь на замки, ушёл. Как тогда добиралась до дома Аллочка, не знал. На следующий день, ближе к вечеру, она прислала мне с таксистом связку ключей и больше никогда, даже намёком, не давала заметить, что у нас с ней было что-то, кроме служебных отношений. В конце концов я убедил себя, что для неё случившееся – тоже лишь неожиданное последствие новогоднего корпоратива.

Сейчас она стояла, кутаясь от ветра в палантин, а совхозные мужики то и дело бросали одобрительные взгляды на стройные ножки, обтянутые чёрной джинсой. Грудь у Аллочки была небольшой, но крепкой, хорошо вылепленной, и как-то «повезло» услышать, как наши офисные дамы сплетничали по поводу силикона. Представив, как бы плевались деревенские мужики, увидев Аллочку в летнем платье, рассмеялся: местные женщины, как на подбор, отличались дородностью и какой-то основательной монументальностью. На этом стадионе, рядом с монстром-вертолётом, рядом с грузовиком, в толпе снующих парней в камуфляже и работяг в фуфайках, Аллочка казалась экзотической птичкой, вылетевшей из клетки в раскрытую форточку – и неожиданно оказавшейся среди снегов и мороза.