Там за морем деревня… (Стрелкова) - страница 26
— Ты что? — Она вскочила.
— Адрес пиши! Матери телеграмму! — решительно произнес Салман.
— Какой адрес? — Она уронила голову на подушку. — Спят все. И ты ложись. Вон там, — она показала на второй диван. — Одеяло, простыня. Я тебе приготовила.
— Телеграмму! Телеграмму надо послать! — твердил ей Салман, но она уже спала. Он вернулся охранять Витьку.
Утром, заглянув за стеклянную непрозрачную ширму, доктор увидел, что давешний мальчишка сидит на табурете.
— Ты что? Ты не ложился?
Салман поглядел на доктора красными от бессонницы глазами и ничего не ответил. Глупый, ненужный вопрос!
«Ну, характер у стервеца!» — уважительно подумал доктор. Он знал, что только женщины-матери могут вот так сидеть у больничных постелей.
Салман не пропустил той минуты, когда начало розоветь лицо на подушке, щелочкой проглянули Витькины глаза — серые, ещё совсем беспонятные — и тихо, радостно прояснились.
— Сашка, — еле слышно проговорили белые губы. — Сашка! Живой!
По щекам Салмана побежали щекочущие слезы, и он громко, хрипло засмеялся.
— Дайте же ему валерьянки! — приказал доктор.
Находка
Люська влетела во двор школы на мотоцикле. Грохочущем. Строптиво рвущемся из рук. Красном, как пожар. Горячем, как арабский скакун. Развернулась на волейбольной площадке, обдала всех острым кирпичным песочком и осадила мотоцикл у школьного крыльца.
А там стоял Борис Николаевич, чуточку постаревший.
— Тиунова? — удивился он. — Вы ли это?
— А что? — задорно тряхнула головой Люська.
Нет, не так… Она загадочно склонила голову набок:
— А что-о-о-о?..
И, толкнув ногой какую-то там педаль, умчалась на горячем, как арабский конь, мотоцикле. В белой, низко надвинутой каске. В огромных марсианских очках. В оранжевой замшевой куртке. В больших кожаных перчатках… с этими… как их?.. с ботфортами.
А ещё через десять лет она приехала в родную школу на традиционный слет выпускников. На Люське был строгий черный костюм и простые туфли на низком каблуке. Волосы цвета янтаря она теперь стригла коротко, по-мужски. Она казалась самой заурядной среди празднично одетых мужчин и женщин, чем-то ей знакомых, на кого-то похожих. Они толпились в коридоре, ходили большими компаниями из класса в класс, разыскивали свои парты, смеясь, втискивались в них и запросто, на равных разговаривали с учителями. Все, конечно, рассказывали, кто чего добился, а Люська скромно держалась в стороне, и на неё, как в школьные годы, никто не обращал внимания.
— А вы, Тиунова? — вдруг обратился к ней Борис Николаевич. — Вы почему о себе ничего не рассказываете? — Он подошел к ней и ласково взял под руку. — Позвольте старому своему учителю, как и прежде, обращаться на «ты»?