Через некоторое время (неделя, месяц?) от рва, в котором закапывали безымянных бедняков, не осталось никакого следа. Что же касается легенды о том, что сохранилась часть останков великого композитора, то, к сожалению, на сегодняшний день более вероятно, что это всего лишь легенда.
Подозрительно быстрое «уничтожение» тела композитора явно указывает на то, что в этой смерти был серьезный криминальный след. Ведь как известно, нет тела — нет преступления. Вскрыть могилу можно было и через несколько месяцев. Но как можно вскрыть то, чего нет? В случае с погребением Моцарта ни о какой эксгумации не могло быть и речи. Тело словно уничтожали специально. А в те годы нельзя было уничтожить тело более естественно и эффективно, если можно так выразиться, чем отправить в общую могилу, к множеству других тел, где уже через месяц никто не разберет, кто есть кто.
Это означает только две вещи. Первое: смерть Моцарта не была естественной смертью, в ней прослеживался серьезный криминальный след. Композитор погиб насильственным образом, и этот факт тщательно пытались скрыть те, кто имел для этого и власть, и материальные возможности. А главное, знал, что происходит с общими могилами на кладбище для бедняков.
К примеру, об этом мог знать любой придворный и тот, кто имел высокую придворную должность, так как в те годы придворные так же широко демонстрировали свои занятия благотворительностью, как и сегодняшние политики. Они посещали лечебницы, приюты для бедных и не могли не знать, как хоронят бедняков.
И второе: к похоронам Моцарта, как и к его смерти, приложили руку те, кто участвовал в его убийстве. По крайней мере, человек, планировавший и организовавший это преступление, не мог остаться в стороне. А значит, след можно было найти в близком окружении композитора. Вполне вероятно, что след был очень заметным, раз так тщательно, умело и быстро избавлялись от тела. И признаки отравления могли привести к убийце.
Может быть, как раз в этом и крылась причина такого странного поведения Констанцы? Может быть, она прекрасно знала обо всем, но ничего не могла сделать. И поэтому отказывалась посещать кладбище в знак протеста против жестокой и злой комедии, которую разыгрывали сильные мира сего за ее спиной.
И действительно: оставшись без средств существования с двумя маленькими детьми на руках, могли ли Констанца высказывать какие-то обвинения или предъявлять претензии к людям, стоявшим в своей безнаказанности слишком высоко? Нет. Это было не только бессмысленно, но и очень опасно. Голос ее не был бы услышан. От нее бы попросту избавились: сделать подобное было проще простого. Поэтому вполне вероятно, что жена Моцарта совсем не заслуживает таких жестоких обвинений, которые время от времени высказываются в ее адрес.