Иван Данилович постепенно оживал. По утрам топил печь, возился во дворе, но его взгляд оставался по-прежнему тусклым, безжизненным, будто он жил по инерции. С внучкой почти не разговаривал. Если Таня приставала с расспросами, отмалчивался. Каждый день она гладила чистую рубаху и вешала на спинку стула, стоящего возле кровати. Иногда дед переодевался, но чаще не замечал и ходил в несвежей одежде. Тане неловко было делать ему замечание. Изредка по вечерам к ним приходили две пухлые, круглые, как шарики, бабульки: Арина и Вера. Про себя она именовала их: двое из ларца, одинаковых с лица. Старушки усаживались чаёвничать, пытались увлечь в свои беседы деда, изредка задавали вопросы и Тане. Но дед Иван, сидя на маленькой табуретке у печной вытяжки, молча слушал их пересуды. Наблюдая за струйками дыма, втягивающимися в поддувало, курил одну папиросу за другой. Однажды баба Вера сделала Тане замечание:
– Что ж ты, девонька, не стираешь деду рубахи? Если тебе трудно приноси мне, я выстираю, – произнесла она укоризненно.
– Раскудахтались, курицы. Внучка каждый день чистую рубашку подает. Я забываю надеть. Не знал, что вас волнует, как я выгляжу! – рассердился дед. Бросив недокуренную сигарету в мусорное ведро, вышел на улицу.
Таня очень обрадовалась, наконец дедушка заговорил. Сначала она сердилась на него за молчание, но потом нечаянно увидела деда Ивана, плачущего в дровянике, осознала, как ему трудно и больно. Ей стало очень жаль этого большого и одинокого человека. Всего за две недели из крепкого, сильного, пятидесятивосьмилетнего мужчины он превратился в старика, заросшего седой бородой. Дед крепился, как мог, не плакал, скрывая от всех свои слезы. Только каменел и замыкался в себе.
***
Таня каждый день ждала письма. Ей казалось: вот придет из школы, а в почтовом ящике конверт от Сашки. Не мог же он так быстро забыть её? Не могли лгать его глаза, губы. Пусть словами ничего не сказала, чувствовала, что дорога ему. Почему он не пишет? Думает: скоро вернется? Или другая причина? Она ведь тоже ничего не говорила Лукьянову о своих чувствах. Ждала его слов. Неужели Сашка не понимает, как ей плохо без него?
Таня садилась писать письмо и рвала одно за другим. Слишком откровенным получалось послание. Сомнения раздирали: вдруг всё придумала? И он не ждет её. Не переживает. Не нужна ему. Но почему тогда так ноет, рвётся душа, словно зовет её другая, родная – Сашкина.
Проходил день за днём. Письма всё не было. Зря спешила домой из школы – почтовый ящик по-прежнему был пуст.
***
К середине декабря зарядили дожди. Низкое хмурое небо повисло над головой. Класс, в котором теперь училась Таня, оказался очень дружным. Каждую субботу ученики в полном составе посещали школьные вечера, дискотеки. Вместе отмечали дни рождения, ставили спектакли, оставаясь на репетиции после уроков. Отголоски этих вечеров, праздников она слышала на переменах. Таня завидовала: там дома, в её классе, не было такой доброй, дружеской атмосферы. Редко собирались вместе. Не интересовались, как кому живется? Не нужно ли помочь?