Любовь, какой ее видят брутальные мужчины.
Насколько мне известно.
Я прошел мимо мясной лавки. Из-за витрины на меня подозрительно смотрела хозяйка. Словно своим протезом я намеревался разбить тротуар перед ее магазином.
Дурища!
Образ Моны вытеснил образ хозяйки лавки.
Почему она проявила ко мне интерес?
Почему она вообще заговорила со мной?
Потому что нет ничего более естественного, чем интерес, проявленный мужчиной и женщиной одного возраста друг к другу? Особенно если они встретились в глухой дыре, где оба чувствуют себя чужаками? Вряд ли. Я никогда не мог отделаться от чувства неполноценности, очень похожего на чувство вины. Почему эта девушка заинтересовалась мной, когда я не представлял для нее ни малейшего интереса? Тут столько других чуваков, есть из кого выбрать. Есть получше меня…
Я сошел с тротуара, уступая дорогу двум старушкам с палочками, которые двигались мне навстречу.
В феврале Ипор напоминал дом отдыха для лиц преклонного возраста, аккуратный дом престарелых на берегу моря, разбитый на множество павильончиков. Нет, не дом престарелых, а старую даму. Бабушку, которую навещают в хорошую погоду по воскресеньям, а на каникулах привозят внуков, чтобы они немножко пошумели и болтовней своей повеселили ее. Бабушку, у которой есть большой, заросший сорной травой сад со скрипучими качелями.
Ипор напоминал мне мою бабулю Джамилю. Не потому, что она когда-то жила на берегу моря, то ли в Эссауире, то ли в Агадире. Вовсе нет! Она жила в Драней, в башне Жерико, за Периферийным бульваром, но у нее тоже был большой сад — общественный сад, за которым она наблюдала со своего шестого этажа. Я ходил туда с кузенами, когда мне еще восьми не было, и этот парк развлечений был для нас словно уголок парка Диснея. Когда я там был в последний раз, там по-прежнему работали аттракционы, лошадка на пружинке, веревочный мост, но теперь вокруг детской площадки сидели одни старики, внуков не было, и им не нужно было ни за кем следить. Если бы вдруг там появился какой-нибудь малыш, они уставились бы на него, как на экзотическое животное, внезапно объявившееся в зоопарке для пенсионеров.
Я спустился к морю. В лицо мне подул ветер. Еще два десятка метров — и я в «Сирене».
Мона пробудила мои детские воспоминания, и я не знал почему.
Когда я вошел в гостиницу, передо мной вырос Андре Жозвиак.
С широченной улыбкой на лице.
И пакетом в руке.
Я сдавил пальцами гипсовое украшение, прилепившееся над деревянной обшивкой стены, украшенной рыболовными сетями. Разглядел на пакете штемпель UPS, американской компании, специализирующейся на экспресс-доставке. Рассыльный, должно быть, принес его сегодня после полудня. Андре усмехнулся.