– Поверите или нет, но рядом со смертью был два года: изо дня в день. Навидался всякого: и в засады попадал, и из окружения прорывался. Но одно скажу, в каких бы переделках ни оказывался, не маму, не Бога, а Людку свою в такие моменты вспоминал. Ей молился: «Если ты мне сейчас не поможешь, то никто не спасёт»… И вот, прошёл всю войну без единой царапины и даже заразы никакой – болезни, в тех местах распространенной, – не подхватил.
Короче, цел и невредим остался.
Вернулся в Мукачево, как и уезжал, в самом начале лета. Подхожу к ДОСу и, первое, что увидел, берёзку мою. А она, ребята, аж под второй этаж вымахала…
Потом соседи рассказывали, как Люда деревце это выхаживала. По три раза на дню поливала, от пацанов, футбол гонявших, грудью заслоняла, словно с подружкой с берёзкой разговаривала…
С той поры и повелось – зашумит Людка, забранит меня за что-нибудь, а я сам себе говорю: это она меня, как ту берёзку, поливает. Значит, любит ещё, волнуется, жизнь мою бережёт.
Сергей умолк. Мы, не сговариваясь, подняли чарки. Выпили. Без тоста. Просто так. И мужики как-то вдруг засобирались. Мол, время позднее, пора и честь знать.
Я проводил их до перекрёстка. Поймали такси. Ребята укатили.
А я побрёл в сторону дома, где меня никто не ждал.
Взводу лейтенанта Алексеева была поставлена задача: организовать засаду на пути возможного отхода бандгруппы, которую основные силы батальона блокировали в кишлаке. Алексеев прибыл из Союза месяц назад и «в горы» шёл впервые.
Впереди топал рядовой Фокин, «дед», который уже отсчитывал свои «сто дней до приказа». Фокина комбат называл не иначе, как «Мальчик из Уржума» – а откуда это прозвище, Алексееву было неведомо.
На одном из поворотов едва заметной тропки узкого ущелья Фокин резко остановился. Алексеев ткнулся в его спину.
– Фокин, ядрит твою, чего тормозишь!.. – вполголоса ругнулся Алексеев.
– Мина, товарищ лейтенант! – по-волжски окая, радостно доложил Фокин.
– Где? – Алексеев невольно подался назад.
Замкомвзвода сержант Погорелый очутился рядом, как положено разведчику, неслышно. Вообще-то, сержант должен был идти замыкающим, да комбат перед выходом в рейд определил ему место за «зелёным» взводным, чтобы в случае чего подсказал и с «дедами» помог найти общий язык.
Погорелый бережно отстранил Алексеева, обменялся с Фокиным многозначительным взглядом.
«Не считают меня командиром…» – перехватил этот взгляд и покраснел от обиды Алексеев, но тем не менее про мину сказал со знанием дела:
– Противопехотная!
– Ага, деревяшка, – привычно обозвал мину в деревянном корпусе Погорелый.