– Что вы несёте, лейтенант, что значит все?.. – пробормотал он растерянно, подпрыгнувшими вдруг губами. – Это скандал… – простонал он совсем по-граждански, но тотчас же спохватился: – Это катастрофа!
Похоже было, что «окопные» муфточки на погоны ему пригодятся уже в скором будущем… в связи с отправкой на передовую.
– Где этот? Который хотел бы?.. – завертелся на месте гауптман, взглядом выискивая свидетеля катастрофы. – Кстати, почему он «хотел бы»? Что с ним сделали эти изверги?
– Э-э… – несколько стушевался адъютант. – Наш фельдшер сказал, что у него… его… В общем, выражаясь иносказательно, его Ирминсул[51] если не срезан под корень, то существенно повреждён…
Эйхен с несколько секунд смотрел на адъютанта со злобным непониманием, потом удивлением, а потом и сочувственной брезгливостью:
– Они ему, что?..
Гауптман изобразил пальцами ножницы.
– Нет! – замотал головой Герман. – В отличие от автоколонны, его они потрудились заминировать, однако он освободился, буквально у нас на глазах, на глазах у гефрайтера Карла Литца, но…
– Но не весь… – мрачно хмыкнул, догадываясь, Эйхен. – Ведите меня к бедняге и, кстати, о колонне… – он запнулся: – Раз уж хоть транспорт уцелел, надо его отсюда уводить. Не будем искушать судьбу, пока не вернемся сюда с батальоном карателей и зондеркомандой «Ваффен-СС». Распорядитесь, чтобы машины заправляли, меняли запаски или вулканизировали шины, если не хватит… Времени на всё двадцать минут – и убираемся отсюда.
Отчаянно срывая туго затянутую гайку на кронштейне запасного колеса на заднем борту «крупповского» бронетранспортёра, гефрайтер Карл Литц и не подозревал, что одновременно вращает и динамо примитивного пускового устройства, от которого по утопленному в грязи телефонному кабелю крохотные голубые искры пробежались до головного «опеля»… Всякий раз, попутно, заглядывая в бензобаки, продырявленные стальным трехгранным штыком, где кроме бензиновых лужиц и испарений находилось ещё и по брикету толовой взрывчатки, заботливо оставленной Степновым.
– Eins… – кряхтел Карл, повиснув на массивном ключе 32–34, к счастью, нашедшемся сразу, на полу в кабине. – Zwei…
«Drei» – застрял у него в глотке, когда бронетранспортер содрогнулся всей железной тушей и вдруг, вырвавшись из его рук вместе с ключами и запаской, улетел вправо, кувыркаясь на низких боках в камуфляжных жёлто-коричневых пятнах.
Столб клубящегося багрово-чёрного пламени взвился в низкое хмурое небо. Вслед за ним, почти мгновенно, второй, третий…
– Die Partisanen! – первым завопил гауптман Эйхен и первым же открыл огонь, выхватив из кобуры «парабеллум».