Не мог и не могу поверить… Не знаю, почему. Ты был всем-всем, ты… был… самым лучшим, и вдруг…
И вот я здесь, у твоей могилы, говорю с тобой, а ты не отвечаешь.
Вспоминаю все эти страшные, отчаянные и какие-то по-особому правильные дни – а ты не отвечаешь и не говоришь, как жить и как воевать дальше…
– Всё, сынок, всё… – обнял его за плечи Беседин. – Надо идти. Ещё поговоришь с ним, когда придёшь из Берлина. А придёшь ты обязательно, весь в грозе и славе, и в наградах. Может, и подрасти успеешь.
– Если вернусь… – глухо бросил Володя, поднимаясь.
– Ты – вернёшься. Ты же у нас везунок, один во всём отряде такой.
– Я? – даже остановился Володя.
– А кто же? Один на весь отряд без царапинки, всё тебя стороной обошло… А ведь из разведки не выходил. Вас, кубанцев-то, мы, почитай, пятерых потеряли, один Сашок в госпитале где-то да ты…
Сказал и по-отечески обнял парня за плечи.
– Война не закончилась… – сквозь зубы процедил Володя.