На зашифровку всего этого ушло гораздо больше времени, чем ожидала Маша. Начиная волноваться, что у нее остается всего десять минут до выхода в эфир, Маша дешифровывала последнюю колонку цифр, когда вдруг услышала через дверь, как ей показалось, нарочито громкий голос Тони и второй, мужской, кажется, немецкий. Не помня себя, Маша захлопнула тетрадку с зашифрованной радиограммой и одной половинкой шифровального ключа, бросила ее в ящик стола, быстро и тихо задвинула его; сложив вчетверо, сунула вторую половинку шифровального ключа под ножку с трудом приподнятого тяжелого стола, а бутылочную наклейку скатала в шарик и держала его в руке, готовая проглотить. Голоса продолжали слышаться, но в комнату никто не входил.
Маша на цыпочках подошла к двери, опустилась на корточки и посмотрела в большую, широкую, с медной накладкой замочную скважину. Пол второй комнаты был залит водой, посреди комнаты стояло ведро, а Тоня, держа в одной руке мокрую тряпку, а другой непринужденно и изящно, даже сейчас, в этом своем затрапезном наряде, облокотясь на притолоку, смеясь, разговаривала со стоящим у самого порога, не входя в комнату, высоким немцем в шинели и фуражке. В комнате было светло, и, вглядевшись в немца, Маша увидела, что это доктор Шниквальд.
— Что же это вы, Теодор Карлыч, — громко смеясь, говорила Тоня, — так на женщину врасплох, я вам так и разонравиться могу, в таком-то виде...
— Ви мне раз понравились, ви мне тэпэрь не можете ни раз не нравиться, — смущенно улыбаясь, ответил Шниквальд, и Маша поняла, что Шниквальд и был тот самый военврач, который ухаживал за Тоней.
— Все ж таки нехорошо,— повышенно громко, явно привлекая внимание Маши, отвечала Тоня,— Я полы мою, видите какая.
— Ви всегда одинаковая, красивая... — сказал Шниквальд
— Ну уж, красивая, — Тоня рассмеялась и шлепнула тряпку на мокрый пол так, что брызги полетели на сапоги Шниквальда. — Даже руку вам подать не могу... Вот домою полы, приходите часов в пять, проводите меня до кабаре...
— Не могу, у меня вечер дежурств в больнице... — грустно сказал Шниквальд.
— Ну тогда до завтра, — ответила Тоня и решительно нагнулась за тряпкой. — Извините, сапоги вам забрызгала.
— Получайте, пожалуйста,— поколебавшись несколько секунд, сказал Шниквальд и, вынув из-под мышки зажатую там коробку конфет, протянул ее Тоне.
— Спасибочко! — сказала Тоня.— А вы сами на буфет положите, руки-то у меня грязные.
Шниквальд сделал один шаг через порог, положил коробку с конфетами на буфет, потом сделал такое движение, как будто хотел нагнуться к мокрой грязной Тониной руке и поцеловать ее, однако в последнюю секунду раздумал или не решился и, только смущенно клюнув воздух носом, поклонился и вышел. Тоня с тряпкой в руке переступила вслед за ним через порог и тоже вышла в коридор, что-то говоря ему, чего Маша уже не слышала.