Реджинальд Роланд, как он себя называл, был маленького роста, худой, нервный человек, с умным лицом и руками артиста. Он предъявил свой паспорт, который с первого же взгляда показался мне настолько подозрительным, что я тотчас же отправил его второму секретарю американского посольства г-ну Беллу. Во время допроса Роланда мне доложили о прибытии г-на Белла, и я прервал допрос, чтобы его принять. Он был вне себя: «Этот паспорт, — сказал он, — подлая подделка! Посмотрите на печать. У орла лапы вывернуты, а в хвосте у него недостает пера». Это было справедливо. До сих пор немецкие шпионы, игравшие роль американцев, имели настоящие паспорта, «затерянные» министерством иностранных дел, и в них были заменены только фотографические карточки. Мы положили паспорт Роланда рядом с настоящим американским паспортом, который принес с собой г-н Белл, и я налил несколько капель окиси хлоралгидрата на обе печати: обе они сменили краску, но по-разному. Кроме того, волокна бумаги также отличались друг от друга.
Роланда снова привели в мою канцелярию, и я стал его допрашивать об его паспорте. Он утверждал, что ему выдали его в Вашингтоне и что он не знал ни слова по-немецки. Мне показалось, что мои коллеги меня не одобряли, когда я высказал предположение, что несколько часов одиночества, по всей вероятности, будут иметь чудесное действие на человека с артистическим темпераментом. Прервав допрос, я направил его в одиночную камеру и отдал распоряжение привести ко мне Лизи Вертгейм.
Это была толстуха, одетая в яркий кричащий костюм. Мне стоило много труда заставить ее сесть. Она была вульгарна, груба и нахальна, не переставала кричать, что в качестве британской подданной она имела право путешествовать, где ей угодно. Наконец, когда мой допрос стал более жестким, она сразу встала и начала ходить взад и вперед по комнате, размахивая большим шелковым платком, словно репетируя какое-то танцевальное па. Мне казалось, что вот-вот она начнет распевать. Я призвал ее к порядку, сказав ей строгим тоном, что она находится в очень опасном положении и что будет благоразумнее, если она сядет на место и ответит на мои вопросы, в противном случае я буду вынужден передать ее в руки правосудия. Эти слова несколько успокоили ее, но так как она все же продолжала отвечать мне с большим нахальством, то я отправил ее в тюрьму.
На другое утро в воскресенье я по дороге в Кенненроу, где мне хотелось навестить Роланда, случайно встретил лорда Хершеля, представителя адмиралтейства. Я сказал ему, что иду проведать Роланда и просить подписать опись его имущества, конфискованного полицией. Лорд Хершель пошел вместе со мной. Мы уселись в большой приемной, и я приказал привести Роланда. Он был очень бледен и нервен, и я постарался придать этому свиданию совершенно официальный характер. «Я хотел бы, чтобы вы прочли этот список и посмотрели, верен ли он, прежде чем его подписать». Он взял бумагу дрожащей рукой и схватил перо. Не читая, он подписал список, но руки его так дрожали, что подпись была совершенно неразборчива. Подняв голову, он спросил хриплым голосом: