— Но, Бреда, — сказал я, пытаясь утешить ее и поглаживая ее затянутую в пластик грудь, — разве ты мне не доверяешь? Разве ты мне не веришь? Разве… Разве ты меня не любишь?
Я схватил ее за плечи и заставил посмотреть мне в глаза.
— Я чист, Бреда. Поверь мне.
Она отвернулась.
— Сделай это ради меня, — сказала она тихо-тихо. — Если ты правда меня любишь.
В конце концов, я сделал это. Я посмотрел на ее рыдания, на прилипшую к ее телу пленку и сделал это. Она помогла мне облачиться в «штуку», проделала две дырочки для ноздрей, застегнула пластиковую молнию на спине. Мне показалось, что я надел гидрокостюм. И все остальное — томление, нежность и сладкий плен — было таким, как я надеялся.
Почти.
На следующий день она позвонила мне с работы. Я прикидывал данные по продажам и думал про нее. «Привет», — проворковал я в трубку.
— Ты просто должен это услышать!
Судя по голосу, у нее кружилась голова от восторга.
— Ага, — сказал я, прерывая ее страстным шепотом. — Прошлая ночь… Это было нечто!
— Ах, да. Да, прошлая ночь. Да, особенное. И я люблю тебя, правда…
Она остановилась перевести дыхание.
— Но ты вот что послушай! Мне только что прислали текст от одного человека и его жены, они живут среди туарегов Нигерии — это такие люди, которые идут за своими стадами и подбирают за ними навоз, чтобы разжигать костры, представляешь?
Я издал неопределенное урчание.
— Ну вот, и хижины свои они тоже делают из навоза, ну не дикость ли? И вот еще: как ты думаешь, что они едят, когда урожай не задается, а скотина еле стоит на ногах?
— Дай угадаю… Навоз?
— Да! Да! — взвизгнула она. — Нет, ну это же уж слишком? Они едят навоз!
У меня был припасен для нее сюрприз, болезнь, о которой мне рассказал знакомый врач.
— Онхоцеркоз, — сказал я. — Слыхала про такой?
— Расскажи! — голос ее заметно дрожал.
— В Южной Америке и в Африке. Тебя кусает муха и откладывает яйца тебе в кровь, а когда приходит время, личинки — такие маленькие белые червячки — лезут в твои глаза, прямо под сетчатку, так что ты видишь, как они там дергаются.
На другом конце линии повисла тишина.
— Бреда?
— Это ужасно. Это просто ужасно.
Я растерялся.
— Но я подумал… Прости.
— Послушай, — к ней снова вернулось самообладание. — Вообще-то я звоню, потому что люблю тебя. Кажется, я люблю тебя и поэтому я хочу, чтобы ты кое к кому сходил.
— Да не вопрос.
— Я хочу, чтобы ты сходил к Майклу. Майклу Мэлони.
— Не вопрос. А кто это?
Она поколебалась мгновение, будто понимала, что заходит слишком далеко.
— Мой врач.
Над любовью надо работать. Надо покоряться, надо делать маленькие поправки, уступки, даже жертвы; любовь без жертвы — это ничто. Я пошел к доктору Мэлони. А почему нет? Я ел тофу, болтал о лепре и шистосомозе, словно у меня от этой дряни иммунитет, и занимался любовью в мешке. Если Бреде так лучше, если это хоть как-то облегчит снедающие ее страхи, то оно того стоит.