Нелепо и ужасно вытаращив глаза, Леонтий многозначительно кивнул в сторону полотерного устройства, почему он не решился донести о своей находке вслух, крапивный бес его ведает. Майор тоже не произнес в ответ ни полслова, будто и на него нашел «немотный» стих. Однако, будучи человеком военным и не из пугливых, отважно шагнул к загадочному предмету и в одно движение, махом, сорвал с него зашуршавший жалобно покров, оказавшийся вовсе не мешковиной, а… ой! Серо-грязный машинный чехол, едва коснувшись пола, растекся мгновенно по рассыпанным вокруг, скомканным в беспорядке газетам, затем как-то рывком скукожился в крошечный детский мячик, сделался пурпурно-бархатным и словно бы замер в ожидании – мол, ну как вам, фокусик-то, ничего себе?
– Эт-так, …еть… через забор! – и впрямь куда как забористо ругнулся Ломоть-Кричевский, споро нагнулся за нагло алевшим мячиком: какой смелый, какой отважный человечище, еще успел подумать о нем Леонтий, и что сам бы он на подобное никогда не решился.
Однако отважный майор получил шиш – мог бы и не нагибаться. Коварный мячик вовсе и не думал даваться в храбрую майорскую руку, отпрыгнул в сторону и снова нахально замер, слегка посверкивая одним боком – будто забавлялся морзянкой.
– Да ну его! – озлился вдруг майор, и чуть было не плюнул в сторону коварной штуки, да видно одумался: не в офицерских, наверное, принципах плевать на пол в жилом помещении. После чего, нарочно бодро шагнул к полотерной машине. Леонтий за ним.
Но это оказалась, что и понятно, никакая не полотерная и не циклевочная машина, а несусветная несуразица. Потому что она была сплошная… ну, или почти что. Здоровенная желтая дура – не хватало только черного клейма к примеру «блек-энд-деккер», – и ни тебе выключателя, ладно, пусть не сенсорного, пусть бы ручка-рубильник, ни тебе худо-бедно шкалы для самой грубой настройки режимов работы, даже шнура обыкновенного и того не было – как же ее запускать? Монолит – с одной единственной круглой дыркой, размером разве что с большой палец средней мужской особи. Отверстие зияло точно посередине желтеющей в мутном оконном свете машинной тушки, а может и не машинной, может, пустая коробка из-под чего-то нужного – успел продумать альтернативу Леонтий, как уже….
Ну, вы догадываетесь, что собственно произошло после «как уже…», продолжение напрашивается само собой. А почему? Читай заглавие – потому что, русский ум пытливый. Наверное, не только русский. Наверное, и польский, и молдавский, и китайский, и какой-нибудь марсианско-верхне-междуреченский. Вот только пытать можно по-разному. Тут уж, как говорится, что русскому на ать-два чихнуть, да высернуть, то немцу острый геморрой. Можно испытать сомнительный предмет другим иным предметом, кирпичом, например, так бы поступил, скажем, незатейливый скандинав, можно послать вместо себя высокооплачиваемого слугу и гордо наблюдать результат на безопасном расстоянии, так бы рассудил нефтезаливной арабский шейх, или собрать брифинг, составить бизнес-план, получить под него сперва кредит, потом офисный штат, а потом уже – в будущем году, если дивиденд обещается хороший, тогда… и так далее – это американская модель. Русский же вариант – да, да, все верно, молодцы, догадались, поделили два на полтора, пятиалтынный на ум пошел! – осуществил, не мешкая, на практике бывший рязанский десантник и нынешний майор XXX управления чем-то там военным и секретным Ломоть-Кричевский Сергей Сергеевич. Он сунул указательный правый палец в дырку. Предварительно и предусмотрительно переложив заветную свою папку теперь уже в левую руку. Отчего так? А он был правша. Все просто.