– Постой, но ведь и до этого момента – поездки к дяде – ты чуть не убил человека?
Незадолго до злодеяния в Каменке Владимиров жестоко избил жителя Пензы З. Нанес ему по голове пятнадцать ударов железным прутом и оставил истекающего кровью З. в безлюдном месте. Только чудо и искусство врачей спасли потерпевшему жизнь.
– Да это был мой сосед, – вновь морщится Владимиров, мы давно друг дружку знаем. А после он отказался, что со мною был знаком…
– Сосед – не сосед, а железным прутом бить никого не следует!
– Ну и я мог ему голову подставить – бей, пожалуйста!
Трудно возразить что-либо на такой «довод», поэтому я спрашиваю напрямик:
– По крайней мере, в совершенных убийствах детей ты раскаиваешься?
Владимиров долго молчит.
– Раскаиваюсь, – наконец выдавливает он, – но… только в своих!
– В каких – своих?
– Жанку, Алку я убил. А тех двоих – Валуев…
Дико слышать, как он произносит «Жанка», «Алка». Словно о своих подружках говорит! А ведь это он толкует о зверски зарезанных им, искромсанных девчонках.
– Значит, ты продолжаешь утверждать, что маленькую Машеньку убил напарник?
– Да подумайте-ка сами! – неожиданно оживляется Владимиров, и видно по всему, что он говорит о сокровенном, давно обдуманном. – На штанах Валуева обнаружили кровь всех четверых детей, а мои были чистые! Меня арестовали раньше, и одежду я не стирал!..
Он победоносно смотрит на меня, полагая, вероятно, что сразил меня своими доводами. Но ведь все это я уже слышал в суде, и утверждения Владимирова были тогда же опровергнуты экспертами. Нет, он ни в чем не раскаялся и склонен все так же сваливать собственные злодеяния на других.
– Вдвоем с Кулаковым вам стало повеселее?
– Что значит – повеселее? – сразу настораживается Владимиров.
Да-да! Убийца детей в Каменке и убийца-насильник малолетних в Пензе находятся сейчас в одной камере! Начальник следственного изолятора Ю.В. Харлан объяснил это так: «После самоубийства его матери о Владимирове не вспоминает ни одна живая душа. Приходил только раз дядя, и то – решать вопрос о квартире. Владимиров стал буйствовать, требовать, чтобы его расстреляли. Пытался даже повеситься. Решили мы их поместить вместе – Владимирова и Кулакова, – чтобы друг за дружкой приглядывали».
– Вдвоем вам, наверное, полегче? – корректирую я свой вопрос.
– Вдвоем с Андреем нам, разумеется, полегче! – охотно на этот раз соглашается Владимиров.
– О чем же вы беседуете?
– О чем, о чем? – с досадой передразнивает осужденный. – О свободе!
– Значит, надеетесь оказаться на воле?
Владимиров долго смотрит на меня, видимо, удивленный неуместностью моего вопроса: