– Праша? – тихо спросил он.
Прасковья дернулась от неожиданности. Глеб подошел к девушке и помог ей выпутаться из простыни.
– Что это за место? Почему ты на полу?
– Это детский дом, – потирая ребро, на которое пришелся удар увесистого ботинка, тихо произнесла Праша и расплакалась. Она ткнулась лицом парню в грудь.
Тот неловко обнял ее и попытался успокоить. А она все говорила и говорила. Я смогла разобрать немного. Но смысл стал ясен очень быстро.
Прасковья жила со своим братом в детском доме. Он старше ее на два года. И он уже вышел из этого ужасного места, но пока не может забрать ее с собой. Ему никак не дают разрешение на опекунство. И девушке приходится прозябать в этом богом забытом месте. Получать пинки и обзывательства от других девчонок. И силой она не может пользоваться. Здесь везде камеры, ее могут увидеть и забрать в лаборатории.
Я даже покрылась мурашками.
А Глеб широко оскалился.
– Знаешь, что мы пойдем сейчас делать? – задорно поинтересовался он. Прасковья покачала головой. Сейчас она казалась еще более тощей, чем в нашу первую встречу. – Мы покажем им всем, кто тут настоящий командир.
Глеб подскочил на ноги и протянул руку девушке.
– Я забираю тебя из этого ада. Мы идем искать твоего брата, а после отправляемся за остальными. Академии нужна помощь.
Прасковья в тот же момент стала преображаться. Она поднялась, расправила плечи и движением руки заморозила стекло на окне, после чего, то разлетелось вдребезги. Глеб зажег кровать, та вспыхнула ярким обжигающим пламенем.
– Глафира же сказала, чтоб ты вставала! – с раздражающим криком, в комнату влетела фурией одна из девиц.
Глаза ее округлились, когда она заметила пылающую кровать и разбитое окно.
– Пусть Глафира сама размазывает кашу по тарелкам, – фыркнула Прасковья. – А ты, Фрося, закрой пасть.
Девушка взмахнула рукой и заморозила губы Ефросиньи. Девица дернулась было к двери. Но дверь загорелась. Фрося упала на колени и замычала, поднимая руки в молящем жесте.
Прасковья толкнула девицу ногой в живот и вышла из комнаты.
Глеб остановился на несколько секунд, присел рядом с Фросей и коснулся рукой ее щеки. Девица задергалась, пытаясь отодвинуться, завыла, старалась оттолкнуть Глеба, но тот и сам уже поднялся и вышел прочь.
А на щеке у Ефросиньи остался ужасный ожог в виде руки.
Вот это воспоминание. Я хотела уже продолжить дальше просмотр, но вдруг свет потух, а дверца кабинки отъехала в сторону.
– Время вышло, – твердо произнесла Марта, показавшись передо мной. В ее руках я заметила газету. Мне удалось выхватить только один заголовок.