Пустое дело, нечего стараться.
Решает он от пищи отказаться,
Которую тюремщики швыряют
К его ногам, – и на десятый день
Смерть придвигается уже вплотную.
Да, здесь она, за дверью – и сейчас
Войдет.
Но почему-то
Она уже не кажется желанной,
И лютый страх опять владеет им,
И он уже готов кого угодно
Взамен себя послать в ее жерло:
Пусть дочери идут,
И сыновья,
И жены царские,
Друзья и слуги!
И весь народ земли, его рабы,
Пускай в колонну строится,
И пусть
Его ведут служители Молоха
В пылающую печь – насытить смерть!
. . . . . . . . . . .
…Но больше откупиться нечем:
Он
Уже не царь,
Он узник осужденный.
И казнь его назначена на завтра,
Мучительная огненная казнь.
Но после пытки, от которой он
Себе на удивленье жив остался,
Он казни не боится —
Дон Антонио
Был прав во всем.
Не зря он их учил
Дыханье останавливать
И боли
Не чувствовать при этом никакой.
Он пытку выдержал
И на костре
Сознание успеет потерять,
А едкий дым доделает свое…
Но главное не это, а другое:
Он никого под пыткой не назвал!
Иначе – страх и ужас! – столько раз
В своих последующих воплощеньях
Он на костре горел бы, сколько душ
Он выдал бы сегодня палачам.
А ворожба, и вызыванье мертвых,
И на святых прилюдная хула,
И многое другое из того,
Что инквизиция ему вменяет, —
Конечно же, все это было,
Было.
Да вот когда?
Ты лопнул бы от злобы,
«Священный суд»,
Когда б в мои ты мысли
Проникнуть смог!
Ты хочешь насладиться
Страданьями невинного —
А я
Перед иным стою Судом
И верю,
Что справедлив мой страшный приговор.
…Такой недолгой жизнь моя была
И безмятежной.
Озарял, как солнце,
Ее сосед-помещик дон Антонио.
Он, собирая нескольких друзей,
Рассказывал им тайны,
От которых
Светлеет сердце,
Увлажняются глаза
И отступает мерзкий страх,
С рожденья
Прилипший к телу, —
Вечной смерти страх.
О эти встречи и беседы!
Ночь
Заполонил жемчужный запах моря.
Игольчатые звезды над листвою —
Как сполохи какой-то высшей жизни.
А дон Антонио нам говорит, что так же
Мы здесь сходились пять веков назад…
Тогда еще не царством инквизиции
Отчизна наша бедная была.
Здесь цвел недолгий мусульманский рай,
Навеки отлетевший к этим звездам.
А мы остались на земле.
Она,
Казалось, мертвой хваткой нас держала
И возвращала каждый раз в себя
Наш прах.
Но скоро эта связь порвется —
Так дон Антонио нам говорил, —
И долго наши души будут врозь.
Одни родятся в христианской вере,
И осенит их с неба Южный Крест.
Моя судьба – евреем стать, хоть вспомнить
Я так и не сумел, что им когда-то был.
А самому Антонио придется
Родиться вновь кочевником-арабом,
Спать на спине верблюда
И во сне
Украдкой возвращаться в Андалус
[3].
О дон Антонио!
Всего за полчаса